Анализ сцены дуэли Печорина и Грушницкого "Герой нашего медли";1) Как ведут

Анализ эпизода Центром романа Лермонтова Герой нашего медли является повесть Княжна Мери. Эта повесть захватывает самый великой временной отрезок жизни Печорина. Дуэль подсобляет читателю лучше понять основного героя. Вначале в романе существует противопоставление Грушницкого и Печорина. В первом отображен тип романтика, ставшего таким по велению моды, а не души. Это тот вид романтизма, который нравится романтическим провинциалкам до безумия, который только драпируется в небывалые чувства. Грушницкий, по сути, не живет, а только играет в жизнь. Весь его образ характеризуется противоестественностью и напускными ощущениями. Его попытка прикрыть внутреннюю пустоту полностью проваливается в сцене дуэли. Для Печорина дуэль имеет наиглавнейшее значение. Он готов сделать собственный выбор меж жизнью и смертью. Размышления главного героя в ночь перед поединком это доказывает: И, может быть, завтра я умру! Печорин делает собственный порядочный выбор. Он готов умереть. Конкретно потому он изменяет правила дуэли, делая их более категоричными. Герой предлагает выбрать место для поединка на площадке на верхушке горы, чтобы в случае даже легкого ранения финал был смертелен: Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется на осколки Основной герой предлагает Грушницкому своеобразную забаву, ставкой в которой обязана стать жизнь. Юнкер сам спровоцировал подобное поведение Печорина, во-первых, собственной подлостью, а, во-вторых, собственной необдуманной бравадой и вызовом. Грушницкий не мог терпеть Печорина, поэтому, наверняка, что ощущал в нем силу необозримую. Он разумел, что как противник обязательно будет в проигрыше. Юнкер предлагает Печорину такие верховодила, по которым сам играть не в состоянии. Конкретно потому в сцене дуэли он ведет себя так трусливо. Ему не хватает душевных сил ни для того, чтобы признаться в своей клевете, ни для того, чтобы достойно доиграть роль, которую он избрал. Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, оборотился к собственному секунданту. Не могу, произнес он глухим голосом. Трус! отвечал капитан. Оговаривать Печорина в убийстве было бы ошибочно. Он с самого начала был готов на примирение. Он постоянно оставляет Грушницкому лазейку, в которую тот мог бы улизнуть. Но в своем неразумном чванстве юнкер не способен осознать простых вещей, увидеть и оценить благородство Печорина. Он не разумеет, что спектакль, разыгранный им, зашел очень далековато и пора тормознуть. Капитан мигнул Грушницкому, и этот, размышляя, что я трушу, принял горделивый вид, желая до сей минуты мерклая бледнота покрывала его щеки