перевод текста Danny039;s Story

Когда мне было четыре месяца, моя мама погибла. У меня не было ни братьев, ни сестер. Так что все мое детство, с четырехмесячного возраста, нас было только двое, мой отец и я. Мы жили в ветхом цыганском фургоне. Мой отец обладал заправкой и караваном, это было все, чем он обладал в мире. Это была очень махонькая заправка на маленькой проселочной дороге с полями и лесистыми холмами вокруг.

Когда я была еще ребенком, мой отец мыл меня и кормил, толкал меня в коляску к доктору и делал миллионы иных вещей, которые мать обычно делает для собственного малыша. Это сложная задачка для человека, особенно когда он должен зарабатывать на жизнь сразу.

Но мой отец был веселым человеком. Я мыслю, что он дал мне всю жизнь, которую он ощущал к моей мамы, когда она была живая. Мы были очень недалёки. В ранешние годы у меня никогда не было несчастья, и вот я на 5-ом деньке рождения.

Я был маленьким мальчуганом, как вы сможете видеть, с тиною и маслом на всем протяжении меня, но это было потому, что я провел весь день в мастерской, подсобляя моему папе с автомобилями. Мастерская была каменной. Мой отец выстроил его с любовью и заботой. Мы с вами инженеры, сказал он мне. Мы зарабатываем на жизнь ремонтом двигателей и не можем делать хорошую работу в нехороший мастерской. Это была прекрасная мастерская, довольно великая, чтоб комфортабельно взять одну машину.

Караван был нашим домом и нашим домом. Мой отец произнес, что ей, по крайней мере, 100 50 лет. Много цыганских малышей, по его словам, он родился в нем и вырос в его деревянных стенках. В его двери стучались различные люди, в нем жили различные люди. Но сейчас его превосходнейшие годы закончились. В фургоне был только один номер, и он был не намного больше, чем современная ванная.

Невзирая на то, что в мастерской у нас были электронные фонари, нам не разрешали их держать в караване, так как это было опасно. Мы получили тепло и свет точно так же, как это делали цыгане много лет вспять. Была дровяная печь, которая согревала нас зимой, и были свечки в канделябрах. Я думаю, что тушеное мясо, приготовленное моим папой, наихорошее, что я когда-или пробовал. Одной тарелки никогда не хватало.

Для мебели у нас было две тесные кровати, два стула и махонький стол, покрытый скатертью и некими мисками, тарелками, чашечками, вилками и ложками на нем. Это были все домашние удобства мы. Они были всем, что нам было необходимо.

Я вправду жил в том цыганском фургоне. Я жил вечерами, когда лежал в кровати, и мой отец говорил истории. Я была счастлива, поэтому что была уверена, что, когда я усну, мой отец все еще будет рядом со мной, сидя в собственном кресле у огня.

Мой отец, без всякого сомнения, был самым примечательным и тревожащим папой в жизни хоть какого мальчугана. Вот его фото.

Вы сможете помыслить, если вы не знаете его хорошо, что он был суровым человеком. Это не так. Он был на самом деле полон увеселения. То, что заставляло его выглядеть таким серьезным и иногда печальным, было то, что он никогда не усмехался ртом. Он сделал все это своими очами. У него были яркие голубые глаза, и когда он размышлял о чем-то смешном, вы могли созидать золотой свет, Танцующий в середине каждого глаза. Но рот не двигался. Мой отец не был тем, кого можно именовать интеллигентным человеком. Я сомневаюсь, что он прочитал много книжек в собственной жизни. Но он был хорошим рассказчиком. Он обещал сочинять сказки на ночь каждый раз, когда я его спрашивала. Он всегда держал свое обещание. Наихорошие истории преобразовывались в телесериалы и шли много ночей попорядку.