Составьте словарь слов и выражений, отличительных для Семена Мармеладова, Лужина, Сони

Мармеладов говорит внушительно, с достоинством. Он, пропащий, горьковатый пьяница, философствует: В бедности, разговаривает он Раскольникову, вы еще бережёте свое благородство прирожденных эмоций, в нищете же никогда и никто. За нужду даже и не палкой выгоняют, а метлой выметают из компании людской, чтобы тем оскорбительнее было; и справедливо, ибо в нужде я 1-ый сам готов обижать себя. И отсюда питейное! Выделенные курсивом слова относятся к высочайшему стилю речи. Инверсия (из компании людской) признак церковнославянского стиля речи. При речевой характеристике Мармеладова Достоевский употребляет прием контраста: Позвольте, юный человек, обращается Мармеладов к собственному собеседнику, можете ли вы... Но нет, изъяснить посильнее и изобразите л ьнее: не можете ли вы, а осмелитесь ли вы, взирая в сей час на меня, сказать утвердительно, что я не свинья? Тут предельная, даже излишняя воспитанность оборотов соседствует с грубой и уничижительной самохарактеристикой. Кроме того, его речь выдает в нем чиновника. Он употребляет клише закоренелые обороты.

Речь Лужина нарочито приветливая, высокомерная, выделяющая более высочайшее положение. Высокопарная речь Лужина, содержащая популярные фразы, в сочетании с его снисходительным воззванием к окружающим, выдает его высокомерие и честолюбие. Он учит: Наука же говорит: возлюби, прежде всего, одного себя, ибо все на свете на собственном интересе основано. Возлюбишь 1-го себя, но и дела свои обделаешь как следует и кафтан твой остается цел. Финансовая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных приватных дел и, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твердых оснований и тем более устраивается в нем и общее дело. Стало быть, приобретая единственно и необыкновенно для себя, я конкретно тем самым приобретаю как бы и всем....

Продираясь через рассерженную массу, изобличенный в подлости, Лужин разговаривает: Позвольте, бога, позвольте, не теснитесь, дайте пройти! И сделайте одолжение, не грозите, уверяю вас, что ничего не будет, ничего не сделаете, не робкого 10-ка-с, а против, вы же, господа, ответите, что насилием прикрыли уголовное дело... В суде не так слепы и...не поверят двум отъявленным грешникам... осуждающим меня... Он злоупотребляет воспитанными формулами.

Соня Мармеладова необразованная, обычная женщина. Ее речь ординарна, сбивчива, она не знает ученых слов. Читает только Евангелие. Соня очень трусливая, в ее речи много пауз: Я... я... зашла на одну минутку, простите, что вас беспокоила, заговорила она, запинаясь. Я от Катерины Ивановны, а ей отправить было некоторого... А Катерина Ивановна отдала приказ вас очень просить быть завтра на отпевании, с утра... за обнищай... на Митрофаниевском, а позже у нас... у ней... откушать... Честь ей сделать... Она приказывала просить. Откушать, честь сделать, простите, что беспокоила, изобилие таких слов значит, что Соня несчастное молчаливое существо. Нередко она упоминает Господа в разговорных оборотах: Бог этого не попустит!, Господи!, охает или ахает, восклицает: Ох, нет, нет, нет!, Ох, уж не знаю!, Ах, что вы, что вы!.

Характеристику речи Андрея Семеновича Лебезятникова дает сам автор. Лебезятников был худосочный и золотушный человек, малого роста, где-то служивший и до странности светловолосый, с бакенбардами, в виде котлет, которыми очень гордился... Сердечко у него было достаточно мягкое, но речь очень уверенная в себе, а иной раз чрезвычайно даже заносчивая, что в сравнении с фигурой его, практически всегда выходило забавно. Андрей Семенович был глуповат. Это был один из того бессчетного и разноличного легиона пошляков, дохленьких недоносков и всему недоучившихся самодуров, которые мигом пристают обязательно к самой популярной ходячей идее, чтоб тотчас же опошлить ее, чтоб мигом окарикатурить все, чему они же иногда самым чистосердечным образом служат. Его речи сумбурные, мрачные, догматические. Он держится принципа сегодня полезнее всего отрицать, угодничает перед всем, что носит имя прогресса: Я первый, я готов вычистить какие желайте помойные ямы! Тут просто работа, благородная, полезная сообществу деятельность, которая стоит всякой иной и уж еще выше, к примеру, деятельности какого-нибудь Рафаэля либо Пушкина, потому что полезнее! Все, что полезно сообществу, то и добропорядочно! Я разумею только одно слово: полезное!. Лебезятников не только глуповат, но и бесхитростен: он отвергает Мармеладову в вещественной подмоги не поэтому, что скареден, а по науке, сообразно требованиям политической экономии, советует Соне прочесть Физиологию Льюиса. Подглядев, как Лужин засунул незаметно в кармашек Сони средства, истолковал этот поступок как проявление благородства: Вы вожделели избегнуть признательности, я видел! ...да, мне это нравится!. Лебезятников приветствует стремление 1-го человека поддержать в трудную минутку иного, развивая на этом основании свою теорию мудрой нигилистической нравственности. В Лебе-зятникове Достоевский довел до предела абстрактное теоретизирование. Его слова: Если уверить человека логически, что, в сути, ему не о чем рыдать, то он и закончит вопить.