Напишите небольшое сообщение о деятельности Дж. Бурно

 Джордано Бруно был одним из больших мыслителей и стихотворцев эпохи Восстановленья, когда, как разговаривает один из историков идеи этой эры, Брунгофер, "воскресла вновь зарытая в течение тысячелетия, в глубине памяти населения земли и под развалинами разрушения, старая культура, обогатившая исследования правды, добра и прекрасного мастерскими произведениями Греции и Рима. Группа Лаокоона, Аполлон Бельведерский и Медицейская Венера вновь появились на свет, почти сразу с печатными изданиями Гомера и Софокла, Платона, Аристотеля и других стихотворцев и мыслителей Греции и Рима. Открытие следовало за открытием. Народы жили в неизменном внутреннем возбуждении и тревоге, характерных только эрам, в которые даже малоодаренные от природы люди, пленённые потоком новых чувств, живо ощущают, что старое клонится к могиле и что начинается новенькая эпоха развития".   В такую-то эру и появился Бруно со своим миросозерцанием, присутствовавшим в совершенном противоречии с главенствовавшим умственным и высоконравственным порядком. Философия Бруно привела его на костер. Основным порицаньем против него было его учение о бесконечности вселенной и обилье миров. Семь лет мучался Бруно в страшных кутузках инквизиции, ибо судьи не утрачивали надежды, что он все-таки отречется наконец от собственных научных убеждений. Однако для Бруно это оказалось добронравно невозможным, и он добровольно предпочел смерть. 17 февраля 1600 года он был, с неподражаемой торжественностью, сожжен на костре в Риме на campo dei Fiori, он стал пеплом, и ветер развеял этот пепел. Зато сделанная им философская система, послужившая потом основанием для дальнейшего развития европейской идеи, равно как и заключительный совершённый им подвиг самоотвержения во имя правды, сделали Бруно не только героем эры Возрождения, но и благороднейшим представителем мысли и чувства для последующих поколений. Но жертва, принесенная им новенькому, научному мировоззрению, не только оспаривалась в течение 3-х веков, но и сейчас еще не всегда оценивается по достоинству. Так, к примеру, французский ученый Эрнест Ренан, в одном из собственных первых Essays, утверждает, словно одна только религия и мечтательность могут творить страдальцев, что трезвая истина и наука в их не нуждаются. По его суждению, нет оснований, почему бы, когда потребуют власти, ученому супругу и не отречься на публике от признаваемой им правды, если он убежден, что, несмотря на его отречение, она незаметно все равно распространится в сообществе. Ренан вспоминает при этом о Галилее, который счел вероятным без ущерба для правды публично отрешиться от собственного учения о движении Земли вокруг Солнца, и противопоставляет ему Джордано Бруно как пустого мечтателя и безумца, который предпочел смерть отречению от своей "недоказанной" философии. Чтобы понять, почему Галилей и Бруно держали себя неодинаково по отношению к одной и той же правде, следует иметь в виду существенное различие меж наукой и философией.   Общий предрассудок живописует философа водящим уединенный созерцательный образ жизни; королевство философа не от мира этого; в мире сражается "воля" за свои постоянно новые потребности и желания, возникающие тотчас по ублажении прежних нужд и стремлений; меж тем он, философ, дышит спокойной, равнодушной атмосферой незапятнанного умозрения.