Эра дворцовых переворотов - шаг вспять в развитии государственности. 2 довода

К раскаянию, сам Янов этот полностью международный процесс объясняет как специфически русский, как исконные русские образцы формирования элиты (и как свидетельство типо тяготения Рф к Европе с её родовитостью и независимостью положения знати от воли центра). Но данный процесс протекал везде, во всех бюрократических сообществах, желая и в различных формах, обусловливаемых теснее цивилизационными особенностями указанных обществ и иными, преимущественно политическими обстоятельствами.

Дворцовые перевороты не тянули за собой конфигураций политической, а тем более социальной системы сообщества и сводились к борьбе за власть различных дворянских группировок, преследовавших свои, чаще всего корыстные интересы. В то же время, определенная политика каждого из 6 монархов имела свои необыкновенности, время от времени главные для страны. В целом социально-экономическая стабилизация и внешнеполитические успехи, достигнутые в эру правления Елизаветы, создавали условия для более ускоренного развития и новым прорывам во наружней политике, которые произойдут при Екатерине II.

По сужденью Ключевского, петербургская гвардейская казарма явилась соперницей Сената и Верховного сокровенного совета, преемницей столичного земского храма. Это участие гвардейских полков в решении вопроса о престоле имело очень главные политические последствия; до этого всего оно оказало сильное деянье на политическое настроение самой гвардии. Сначала покорное орудие в руках собственных вожаков, Меншикова, Бутурлина, она потом желала быть самостоятельной двигательницей событий, вмешивалась в политику по собственному почину; дворцовые перевороты стали для нее приготовительной политической школой. Но тогдашняя гвардия не была только привилегированной долею русского войска, оторванной от сообщества: она имела влиятельное общественное значение, была представительницей целого сословия, из среды которого почти необыкновенно комплектовалась. В гвардии служил цвет того сословия, слои которого, до этого разобщенные, при Петре I объединились под общим заглавием дворянства или шляхетства, и по законам Петра она была неотклонимой военной школой для этого сословия. Политические вкусы и притязания, усвоенные гвардией благодаря роли в дворцовых делах, не оставались в стенах петербургских казарм, но распространялись оттуда по всем дворянским углам, городским и деревенским. Эту политическую связь гвардии с сословием, стоявшим во главе российского сообщества, и небезопасные последствия, какие отсюда могли произойти, живо ощущали императивные петербургские дельцы того медли.

Потому сразу с дворцовыми переворотами и под их очевидным воздействием и в настроении дворянства обнаруживаются две главные смены: 1) благодаря политической роли, какая ходом придворных дел была навязана гвардии и так охотно ею разучена, посреди дворянства установился такой притязательный взгляд на свое значение в государстве, какого у него не было заметно прежде; 2) при содействии этого взора и обстоятельств, его установивших, изменялись и положение дворянства в государстве, и его дела к иным классам сообщества

Основной момент и в том, что дворянство жаждало этих переворотов. В рядовом дворянстве, беспощадно выгоняемом из глухих усадеб в полки и школы, идея ухищрялась на изобретении способов, как бы отбыть от науки и службы, в верхних же слоях, необыкновенно в правительственной среде, разумы усиленно работали над более возвышенными предметами. Тут еще уцелели остатки ветхой боярской знати, образовавшие достаточно тесный кружок немногих фамилий. Из общего политического возбуждения тут выработалась своего рода политическая программка, сложился достаточно определенный взгляд на порядок, какой должен быть установлен в государстве.

В условиях политической, правовой и экономической несвободы всего российского сообщества, в том числе и высших его кругов (следует помнить, что знаменитый указ о вольности дворянства был принят только в 1761 г.), неувязка ограничения власти монарха, то есть творения конституционной монархии, приобретает, казалось бы, собственных приверженцев во всех сферах русского сообщества. Думается, что первым из самодержцев это хорошо понял Петр I. Творенье им Сената есть не что иное, как начало работы по творенью основ конституционного строя. Как ни феноминально это звучит, но Россию следует считать единственным государством, где данный процесс происходил не под революционным напором, а являлся очень продуманным и необходимым для государства и общества шагом со стороны и по инициативе самого монарха.