Расскажите об осаде и штурме Константинополя.!!!!!!!!!!!!! ПОМОГИТЕ!!!! Заблаговременно спасибо!!!

Вооружившиеся греки вместе с венецианцами и генуэзцами составляли гарнизон не более как в 9.000 или 10.000 человек. Эти самоотверженные ополченцы бодрствовали день и ночь на башнях и укреплениях и постоянно обязаны были то отражать приступы, то поправлять проломы, то оборонять подступы ко рвам. Герои поспевали повсюду, и их доставало на все, так как они были воодушевлены присутствием собственных главарей и необыкновенно образцом Константина.

В первое время осады осаждаемые сохраняли за собою одно превосходство: город был недоступен по направлению к Пропонтиде и со стороны порта. Гавань, при входе в которую была протянута цепь, оставалась закрытой для мусульманских судов и раскрывалась только для христианских кораблей, доставлявших в город военные снаряды и всякого рода помощь. Мехмед решился перевести свой флот из Босфора в гавань. Мусульмане, повествует османская история, перетащили с моря на берег суда свои, величиною с гору.

Натерев их салом и разукрасив флагами, они тащили их по земле на подъемах и на спусках и доставили в те воды, которые омывают стенки города. Этот флот, вышедший из равнины Долма-Баши, прошел сзади Галаты и остановился на том пт берега, где сейчас находится арсенал. Это предприятие привело в ужас осажденных и принудило их поделить свои силы для охраны стенок со стороны порта, которые не позаботились укрепить. В то же время турки не прерывали нападений со стороны ворот св. Романа и по всей полосы, начиная от ворот Карсийских до ворот Селиврийских.

Во время осады не раз подымался вопрос о капитуляции. Мехмед требовал, чтоб ему предоставили столицу той империи, все 5 провинций которой теснее находились в его власти; султан угрожал императору истребить его со всем семейством и рассеять его люд по всей земле, если он будет требовать на противодействии. Мехмед предлагал собственному недругу владение в Пелопоннесе; Константин предпочел умереть со славою.

27 мая султан, посоветовавшись со своими гадателями, повелел объявить решительное общее выступление; все богатства Константинополя, греческие женщины, пленники обязаны были служить наградою отваги его борцов; себе он оставлял только город и строения. Он сам проходил по рядам собственной армии, опять обещал своим воинам дать им Византию на разграбление и поклялся именем отца собственного Мурада, отпрысками своими и четырьмя тысячами пророков, что город будет взят через три дня. 200.000 османлисов также поклялись своим оружием и отвечали все в один глас: Бог есть Бог, и Мухаммед его пророк.

После захода солнца и ночь не помешала продолжить осадные работы; у каждого мусульманского борца к острию копья был прикреплен зажженный факел, что и послужило предлогом турецкому истор ику сказать, что местность, окружающая город, была похожа на поле, покрытое розами и цветками. Глубочайшее молчание царило в лагере, где вс е были заняты переноской и исправлением машин; до самого рассвета тишь вокруг городских укреплений прерывалась только возгласами муэдзина, призывавшего правоверных на молитву и нередко повторявшего слова из Корана: Будет великая битва при взятии Константинополя.

На иной денек Константин собрал в собственном замке главарей отважного ополчения, оберегавшего вкупе с ним укрепления Византии. Меж греками, сочинявшими этот заключительный совет, были друг Палеолога Франдзи, один из историков этой злосчастной эры; большой дука Нотара, которого Мехмед упрекал по окончании осады в том, что он скрыл свои богатства; игумен иноков св. Василия, богобоязненных людей, послушных собственному отечеству; командир 300 критских стрелков, поспешивший прибыть в императорский город при первом слухе о грядущей войне.

Из латинян находился Джустиниани, начальник генуэзских воинов, и главарь венецианского ополчения кардинал Исидор, который на собственный свой счет велел исправить порученные ему укрепления и во все время осады сражался во главе борцов, прибывших с ним из Италии. Жаркими убеждениями Константин старался ободрить и обнадежить собственных друзей по оружию, подсказывая грекам об их отечестве и об их семействах, латинянам об их вере и о Западе, угрожаемых варварами.

В продолжение его речи все заливались слезами, и сам он был так встревожен, что чуть мог найти несколько слов, чтоб объявить о предстоящем на иной день сражении. Прощаясь со всеми этими знаменитыми вождями, Константин сказал им: До завтрашнего замечательного денька! После этого император пошел в храм св. Софии и причастился Святых Таинств. Богобоязненное смирение, с которым он испрашивал прощения своих прегрешений, слова, которые он произнес, обращаясь к народу, и в которых ощущалось прощание навечно, могли только содействовать усилению общей скорби и уныния.