Что Пётр 1 сделал для решения вопроса о престолонаследии

5 (16) февраля 1722 г. правитель Пётр I издал указ о престолонаследии, согласно которому глава страны мог сам по собственному усмотрению назначать для себя преемника: чтобы сие было всегда в воле Правительствующего Государя, кому оной желает, тому и найти наследство, и определённому, видя какое непотребство, паки отменить, чтобы малыши и отпрыски не впали в злость, имея сию узду на для себя. чтобы все Наши верные поданные, духовные и мирские без изъятия, сей Наш утомившись перед Всевышним и Его Евангелием утвердили на таком основании, что вся, кто сему будет неприятен, либо инако как объяснять станет: тот за изменника почтён, смертной казне и церковной присяге подлежать будет.

Данный указ разбивал вековые устои передачи власти от отца к отпрыску. Сейчас государь мог назначить своим преемником кого пожелает, не следуя правилу первородства, если старший отпрыск, по его воззренью, оказывался негодным для выполнения властных функций. В августе 1722 г. вышла книга Феофана Прокоповича Правда воли монаршей, в которой объяснялось и обосновывалось право императора распоряжаться будущим государства: Как отец может лишить отпрыска наследства, так и сударь престола. Феофан оставлял за народом право участвовать в назначении монарха только в тех случаях, когда не было прямого завещания сударя, но не предложил механизм этого роли.

Русская практика XVIII столетия показала, что в критериях безусловной монархии, когда личность правителя имела громадное значение, таковой способ престолонаследия подрывал стабильность муниципального управления и служил одной из предпосылок дворцовых переворотов. Потому Павел I в денек собственной коронации 5 (16) апреля 1797 г. подписал указ о престолонаследовании, отменявший Петровский указ. Новый закон положил начало гарантированному переходу императорской власти от отца к старшему отпрыску. Ставя закон о престолонаследии выше воли монарха, император Павел выражал веру не в человека, характерную закону Петра I, а в промысел Божий. Таким образом, преемственность монархической власти опять стала самостоятельной от воздействий и желаний правящего класса, хотя и не гарантировала от заговоров.