Мысль божественности власти была направлена на укрепление власти ...

Изложенные подробности, не все идиентично главные сами по для себя, все любопытны как собственного рода символы политического мышления, как выражение усиленной работы политической идеи, какая началась в столичных муниципальных разумах при новых критериях положения. В новых титулах и церемониях, какими скрашивала либо обставляла себя власть, необыкновенно в генеалогических и археологических легендах, какими она старалась осветить свое прошедшее, сказывались успехи ее политического самосознания. В Москве ощущали, что веско выросли, и разыскивали исторической и даже богословской мерки для определения собственного роста. Все это водило к попытке вдуматься в суть верховной власти, в ее основания, происхождение и предназначение. Лицезрев себя в новеньком положении, столичный государь отыскал недостающим былой источник собственной власти, каким служила отчина и дедина , т. е. преемство от отца и деда. Теперь он желал поставить свою власть на более возвышенное основание, высвободить ее от всякого земного юридического источника. Мысль божественного происхождения верховной власти была нечужда и праотцам Ивана III; но никто из них не выражал этой идеи так твердо, как он, когда представлялся к тому случай. В 1486 г. некоторый немецкий рыцарь Поппель, странствуя по малоизвестным в Европе отдаленным краям, каким-то образом попал в Москву. Вид столицы неизвестного Столичного страны поразил его как политическое и географическое открытие. На католическом Западе знали преимущественно Русь Польско-Литовскую, и многие даже не подозревали существования Руси Московской. Воротясь домой, Поппель говорил германскому императору Фридриху III, что за Польско-Литовской Русью есть еще иная Русь, Столичная, не зависимая ни от Польши, ни от татар, сударь которой будет, пожалуй, сильнее и побогаче самого короля польского. Удивленный таким внезапным известием, правитель послал Поппеля в Москву просить у Ивана руки одной из его дочерей для собственного племянника и в вознаграждение за это предложить столичному князю царский титул. Иван благодарил за ласковое предложение, но в ответ на него приказывал сказать послу: А что ты нам сказал о царстве, то мы божиею милостью судари на собственной земле изначала, от первых собственных прародителей, а поставление имеем от господа, как наши прародители, так и мы. Молим бога, чтоб нам и детям нашим дал до века так быть, как мы сейчас судари на собственной земле, а поставления как прежде ни от кого не хотели, так и сейчас не желаем. Подобно деду, король Иван в беседе с польско-литовскими послами, жалуясь на то, что повелитель Сигизмунд-Август не признает его титулов и прав, ими выражаемых, разговаривал, что эти права даны ему всевышним и ни в чьем признании не нуждаются.