сельское хозяйство казахстана в 30-е годы

Глубоко трагические последствия возымела его фатальная данность в сельском хозяйстве. Выдвинутые во главу угла политики в деревне внеэкономические императивы с их ориентацией на жесточайший командно-административный террор не только дискредитировали идею кооперирования крестьянства, но и сводили на нет ее положительные потенции. "Большой перелом" начинал беспощадно ломать сельские структуры, исподволь подготавливая грядущие проблемы сообщества.

В этих критериях главным движком процесса кооперирования конкретных производителей становились не столько действительное творчество масс и осознанная "снизу" экономическая необходимость, сколько грубая сила и директивно санкционированное принуждение к его системе противоправных атрибутов обеспечения. Одним из первых подтверждений тому служил теснее сам факт установления зональных сроков и темпов проведения коллективизации сельского хозяйства, когда вся страна была поделена на ударные плацдармы и районы эшелонированного продвижения кампании.

Состоявшийся в ноябре 1929 года пленум ЦК ВКП (б) посреди иных иных заморочек обсудил вопросы развития колхозного движения и принял "меры для улучшения управления перестройкой сельского хозяйства"[1] . Пленум ЦК Компартии Казахстана в декабре 1929 года обсудил пути выполнения Пленума ЦК ВКП (б) и постановили, что нужным условием проведения генеральной полосы на коллективизацию является переход номадов к оседлому образу жизни.

В данном случае, коммунисты Казахстана под управлением Ф.И. Голощекина намного обогнали Москву, где официальный указ, подписывающий неизменное расселение бродячих племен на территории РСФСР был принят только 6 сентября 1930 года. ЦК Компартии Казахстана постановил, что из 566 тыщ бродячих и полукочевых хозяйств к январю 1930 года к оседлости должны были перейти 544 тыщи. При этом указывалось, что население на оседлость переводить надо против воли. А после знаменитых решений ЦК ВКП (б) от 5 января 1930 года подобные нечеловеческие директивы получили и политическое и юридическое обоснование. Местные комитеты за маленьким исключением, кинулись свято исполнять спущенные сверху директивы.

Директивные органы как словно бы и остерегали от лишнего забегания вперед, но, имевшиеся на этот счет бессчетные прецеденты в большинстве своем квалифицировались как "издержки революционного усердия" либо неопытность и в худшем случае вызывали дисциплинарные взыскания. Весь комплекс политико-идейных регулятивов нацеливал больше на гонку за рекордными показателями, ежели на мудрые темпы.

Понятно, что очень быстро публичный организм стал испытывать приступ почти, что парадоксальной процентомании. Районы и округа Республики соревновались друг с приятелем, в напыщенности победных реляций. Газеты не успевали давать каждодневно меняющуюся информацию с "колхозного фронта".

Если в 1928 году в Казахстане было коллективизировано 2% всех хозяйств, то теснее на 1 апреля 1930 года - 50,5%, а к октябрю 1931 года - около 65%. А ряд "маяков" колхозного движения перекрыл и эти показатели. Так в Уральском и Петропавловском округах на это время в колхозах числилось 70% имеющихся хозяйств.

К началу осени 1931 года в Республике насчитывалось 78 районов (из 122), где коллективизацией было охвачено 70% - 100% дворов.