придумать миф средний!!

Разные типы дела стихотворца к мифам комфортно прослеживать на материале древней литературы[значимость?][стиль]. Всем знаменито, что греческая мифологиясоставляла не только арсенал греческого искусства, но и его почву. Это можно отнести до этого всего к гомеровскому эпосу (Илиада, Одиссея), который отмечает собой грань меж безличным общинно-родовым мифотворчеством и фактически литературой (ему подобны Веды, Махабхарата, Рамаяна, Пураны в Индии, Авеста в Иране, Эдда в германо-скандинавском мире и иные).

Подход Гомера к реальности (эпическая объективность, то есть практически полное отсутствие индивидуальной рефлексии и психологизма), его эстетика, ещё слабо выделенная из общежизненных запросов,  всё это насквозь проникнуто мифологическим методом миропонимания. Известно, что действия и психологические состояниягероев Гомера мотивируются вмешательством бессчетных богов: в рамках эпической картины мира боги более реальны, чем слишком личная сфера людской психики. Ввиду этого появляется соблазн утверждать, что мифология и Гомер суть одно и то же (Фридрих Шеллинг. Философия искусства). Но теснее в гомеровском эпосе каждый шаг в сторону сознательного эстетического творчества ведёт к переосмыслению мифов; мифологический материал подвергается отбору по аспектам красы, а тотчас пародируется.

Позднее греческие стихотворцы ранешней античности отрицаются от драматичности по отношению к легендам, но зато подвергают их решительной переработке  приводят в систему по законам рассудка (Гесиод), облагораживают по законам морали (Пиндар). Воздействие легенд сохраняется в период расцвета греческой катастрофы, причём его не следует определять обязательностью мифологических сюжетов; когда Эсхил творит трагедию Персы на сюжет из актуальной истории, он превращает саму историю в миф. Трагедия проходит через вскрытие смысловых глубин (Эсхил) и эстетическую гармонизацию легенд (Софокл), но в конце прибывает к нравственной и рассудочной критике его основ (Еврипид). Для стихотворцев эллинизма омертвевшая мифология становится объектом литературной забавы и учёного коллекционирования (Каллимах из Кирены).

Особый тип мифологического повествования являет собой История Геродота. В отличие от Истории Фукидида, её изложение практически не сковано одномерностью временной хронологии, распадаясь на автономные феерические зарисовки, не обременённые поиском согласия линейной исторической дискурсии. Конкретно потому, как отмечается в ряде исследований, Геродот олицетворяет собой дух истории (веющий где захотит, сообразно Библии), дозволяющий людям понять её суть; Фукидид  плоть, лишенную духа: печальные нагие факты, которые сами по себе не проясняют ничего. Геродот воплощает собой чувственно-страстный принцип исторического процесса (Сердечко), дамский по сущности; Фукидид  разумно-бесстрастный (Ум), принцип мужской. В этом смысле резонны слова, что право Фукидида называться отцом истории больше, чем у Геродота: заключительный ей более мама, чем отец.

Новые типы отношения к легендам даёт римская поэзия. Вергилий связывает мифы с философским осмыслением истории, творя новейшую структуру мифологического вида, который обогащается символическим смыслом и лирической проникновенностью, частично за счёт пластической конкретности. Овидий, против, отделяет мифологию от религиозного содержания; у него совершается до конца сознательная забава с данными мотивами, превращёнными в унифицированную систему; по отношению к отдельному мотиву возможна неважно какая ступень драматичности или фривольности, но система мифологии как целое наделяется возвышенным нравом