короткий письменный пересказ ребячья болтовня

У обеспеченного купца был ребяческий вечер; приглашены были все малыши богатых и авторитетных родителей. Дела торговца шли отлично; сам он был человек интеллигентный, даже в свое время окончил гимназию. На этом настоял его почетный отец, который был поначалу обычным прасолом, но человеком честным и трудолюбивым и смог составить себе капиталец, а отпрыск еще приумножил его.

Купец был человек разумный и благой, желая люди говорили не столько об этих качествах, сколько о его богатстве.

Он вел знакомство и с аристократами крови и, что именуется, с аристократами разума, а также с аристократами и крови и разума вкупе и, в конце концов, с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни иным.

Так вот, великое сообщество собралось у него в доме, только необыкновенно ребяческое; детки болтали без умолку у них, как знаменито, что на разуме, то и на языке. В числе деток была одна великолепная маленькая девочка, только страшно спесивая. Спесь в нее не вбили, а вцеловали, и не предки, а слугиродители были для этого очень разумны. Отец малютки был камер-юнкером, и она знала, что это нечто ужасно главное.

Я камер-юнкерская дочка! сказала она.

Она точно так же могла быть дочкой лавочника от человека не зависит, кем он рождается. И вот она рассказывала иным детям, что она урожденная такая-то, а кто не урожденный, из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, обучайся сколько хочешь, но, если ты не урожденная, толку не выйдет.

А уж из тех, чье имя заканчивается на сен, прибавила она, никогда ничего путевого не выйдет. Здесь уж упрись руками в бока да держись подальше от всех этих сенов!

И она уперлась великолепными ручонками в бока и выставила острые локотки, чтоб показать, как надо держаться. Замечательные у нее были ручонки, да и сама она была премиленькая!

Но дочка торговца огорчилась: фамилия ее отца была Мадсен, стало быть, тоже заканчивалась на сен, и вот она гордо закинула головку и произнесла:

Зато мой папа может покупать леденцов на целых 100 риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?

Ну, а мой папа, сказала дочка писателя, может и твоего папу, и твоего, и всех пап на свете пропечатать в газете! Все его опасаются, говорит мама: ведь это он распоряжается газетой!

И девченка горделиво закинула головку ни дать ни взять, принцесса крови!

А за полуотворенною дверью стоял бедный мальчишка и поглядывал на малышей в щелочку; мальчуган не смел войти в комнату: куда такому бедняку соваться к богатым и знатным детям! Он поворачивал на кухне для поварихи вертел, и сейчас ему дозволили посмотреть на разряженных, веселящихся деток в щелку; и теснее одно это было для него огромным счастьем.

Во: бы мне на их место! думалось ему. Он слышал трепотню девченок, а слушая ее, можно было пасть духом. Ведь у родителей его не было в копилке ни гроша; у них не было средств даже выписать газету, а не то что самим издавать ее. Ну, а ужаснее всего было то, что фамилия его отца, а означает, и его собственная, как раз заканчивалась на сен! Из него никогда не выйдет ничего путевого! Вот горе-то! Но родился он, казалось ему, не ужаснее иных; иначе и быть не могло.

Вот какой был этот вечер!

Прошло много лет, малыши стали взрослыми людьми.

В том же городке стоял прекрасный дом, полный сокровищ. Всем хотелось созидать его; для этого приезжали даже из иных городов. Кто же из тех детей, о которых мы говорили, мог именовать этот дом своим? Скажете, это просто угадать? Нет, не просто! Дом принадлежал бедному мальчугану. Из него всетаки вышло кое-что, хоть фамилия его и оканчивалась на сенТорвальдсен.

Ну, а другие детки? Детки кровной, валютной и интеллектуальной спеси, из их что вышло? Да, все они друг друга стоили, все они были дети как малыши! Вышло из их одно хорошее: задатки-то в них были превосходные. Мысли же и разговоры их в тот вечер были так, ребячья трепотня!