Творенье Радищева "Странствие из Петербурга в Москву" описать анализ одной из

Любезнейшему другу.
Что бы ум и сердечко произвести ни захотели, для тебя оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Желая воззрения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердечко твое бьет моему сообразно -- и ты мой друг.
Я посмотрел окрест меня -- душа моя мученьями населения земли уязвленна стала. Направил взгляды мои во внутренность мою -- и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам для себя, природа толико жадна была к своим чадам, что от блудящего безвинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтобы ощущали мы бедствия, а блаженство николи? Ум мой вострепетал от сея мысли, и сердечко мое далековато ее от себя оттолкнуло. Я человеку отыскал утешителя в нем самом. "Отыми заавесь с глаз естественного чувствования -- и блажен буду". Сей голос природы расступался звучно в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сочувствие; я ощутил в для себя достаточно сил, чтоб противиться заблуждению; и -- развлечение неизреченное! -- я ощутил, что возможно всякому соучастником быть во благополучьи для себя сходственных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если, разговаривал я сам себе, я найду кого-или, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опозорит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратий своей; кто в шествии моем меня подкрепит, -- не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне разыскивать далеко кого-или? Мой друг! Ты близ моего сердца живешь -- и имя твое да озарит сие начало.


ВЫЕЗД
Отужинав с моими приятелями, я лег в кибитку. Ямщик, по обыкновению собственному, поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был теснее за городом. Расставаться трудно желая на маленькое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться тяжело; но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его, успокоение. Ты вопишь, произнося прости; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса перед личиком солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, увеселения умножаются, и спокойствие упреждает нахмуренность тоски, распложая образы радости в зерцалах воображения.
Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал в конце концов благодетельного Морфея Морфей -- сон (по имени бога сновидений в греческой мифологии).. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я взирал себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было здесь источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен среди природы пустынник! Вострепетал.
-- Злосчастный, -- возопил я, -- где ты? Где девалося все, что тебя привлекало? Где то, что жизнь твою делало для тебя приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? -- По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя тормознула. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилища.
-- Что такое? -- спрашивал я у повозчика моего.
-- Почтовый двор.
-- Да где мы?
-- В Софии, -- и меж тем выпрягал лошадок.