черта чиновников и хлестокова  с комедии ревизор..........

Групповой портрет обычного николаевского бюрократа хорошо дополняет арбитр Ляпкин-Тяпкин. Теснее одна его фамилия говорит об отношении этого бюрократа к собственной службе. Именно такие люди и исповедуют принцип закон, что дышло. Ляпкин-Тяпкин представитель выборной власти (избран арбитром по воле дворянства). Потому он держится свободно даже с городничим, дозволяет для себя спорить его. Так как этот человек прочитал за всю свою жизнь 56 книг, он считается вольнодумцем и интеллигентным. Эта деталь подчеркивает невежество чиновников, их низкий уровень образования. 
    Еще мы узнаем про Ляпкина-Тяпкина, что он увлекается охотой, потому взятки берет борзыми щенками. Делами же он совершенно не занимается, и в суде царствует кавардак. 
    О полном хладнокровии к гос службе состоящих на ней людей разговаривает в комедии и образ покровителя благочестивых заведений Земляники, человека толстого, но плута узкого. В подведомственной ему больнице нездоровые мрут как мухи, доктор по-русски ни слова не знает. Земляника же тем временем рассуждает: Человек обычный: если умрет, то и так умрет; если оздоровеет, то и так выздоровеет. Как типичному представителю чиновничества, ему также характерно низкопоклонство перед вышестоящими и готовность донести на собственных сослуживцев, что он и делает, когда приезжает Хлестаков. Многим характер Хлестакова кажется резок, утрирован, если можно так выразиться, его болтовня, подсказывающая - не любо, не слушай - врать не мешай,- роскошно-неправдоподобною. Но это поэтому, что всякий желает видеть и, как следует, лицезреет в Хлестакове свое понятие о нем, а не то, которое значительно заключается в нем. Хлестаков является к городничему в дом после неожиданной перемены его судьбы: не пренебрегайте, что он приготовлялся идти в кутузку, а между тем отыскал средства, почет, угощение, что он после невольного и невыносимого голода наелся досыта, отчего и без вина можно прийти в какое-то полупьяное расслабление, а он еще и подпил. Как и отчего произошла эта неожиданная перемена в его положении, отчего перед ним стоят все навытяжку - ему до этого нет дела; чтобы осознать это, надобно подумать, а он не умеет размышлять, он влечется, куда и как толкают его происшествия.В его полупьяной голове, при обремененном желудке, все передвоилось, все перемесилось - и Смирдин с Брамбеусом, и "Библиотека" с "Сумбекою", и Маврушка с посланцами. Слова вылетают у него вдохновенно; заканчивая последнее слово фразы, он не помнит ее первого слова. Когда он говорил о собственной значительности, о связях с посланцами,- он не знал, что он лжет, и нисколько не мыслил врать: сказав первую фразу, он продолжал как бы против воли, как камень, толкнутый с горы, катится уже не средством силы, а собственною тяжестию. "Меня даже желали сделать вице-канцлером (зевает во всю глотку). О чем, бишь, я говорил?" Если бы ему произнесли, что он разговаривал о том, как отец секал его лозами, он, наверняка, уцепился бы за эту идея и начал бы не разговаривать, а как словно продолжать, что это очень больно, что он всегда вопил, но что "при теперешнем образовании этим ничего не возьмешь".