теплый хлеб про что? создатель Пайстовский

Мальчишка плохо обращался с конём кидал ему хлеб и разговаривал жри и жеребец постучал копытами и наслас зиму но жеребец простил мальчика и всё было как прежде. Но мальчишка стал чучше

Когда конники проходили через деревню Бережки, германский снаряд лопнул на околице и ранил в ногу вороного жеребца. Командир оставил раненого жеребца в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами,  ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал зрелую рожь.

Коня брал к для себя мельник Панкрат. Мельница издавна не работала, но мучная пыль навеки въелась в Панкрата. Она лежала сероватой коркой на его ватнике и картузе. Из-под картуза поглядывали на всех прыткие глаза мельника. Панкрат был быстрый на работу, недовольный старик, и ребята считали его волшебником.

Панкрат вылечил жеребца. Жеребец остался при мельнице и долготерпеливо возил глину, навоз и жерди  подсоблял Панкрату чинить плотину.

Панкрату трудно было прокормить коня, и жеребец начал ходить по дворам побираться. Постоит, пофыркает, постучит рожой в калитку, и, смотришь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, либо, случалось даже, сладостную морковку. По деревне говорили, что жеребец ничей, а вернее  публичный, и каждый считал собственной повинностью его покормить. К тому же жеребец  раненый, пострадал от врага.

Жил в Бережках со собственной бабкой мальчишка Филька, по прозвищу Ну Тебя. Филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: Да ну тебя!. Предлагал ли ему соседский мальчишка прогуляться на ходулях либо выискать позеленевшие патроны, Филька отвечал недовольным басом: Да ну тебя! Отыскивай сам!. Когда бабка выговаривала ему за неласковость, Филька отворачивался и бурчал: Да ну тебя! Надоела!.

Зима в этот год стояла тёплая. В воздухе висел дым. Снег выпадал и тотчас таял. Влажные вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. Около мельничного лотка вода не леденела, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.

Панкрат починил к тому медли мельницу и собирался молоть хлеб,  хозяйки сетовали, что пытка кончается, осталось у каждой на два-три дня, а зерно лежит немолотое.

В один из таких тёплых серых дней раненый жеребец постучал рожой в калитку к Филькиной бабке. Бабки не было дома, а Филька посиживал за столом и жевал кусок хлеба, круто посыпанный солью.

Филька нехотя встал, вышел за калитку. Жеребец переступил с ноги на ногу и потянулся к хлебу. Да ну тебя! Бес!  кликнул Филька и наотмашь ударил жеребца по губам. Жеребец отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далековато в рыхловатый снег и заорал:
 На вас не напасёшься, на христорадников! Вон твой хлеб! Иди копай его рожой из-под снега! Иди копай!

И вот после этого злорадного крика и случились в Бережках те изумительные дела, о каких и на данный момент люди говорят, покачивая головами, поэтому что сами не знают, было ли это или ничего такового и не было.

Слеза скатилась у коня из глаз. Жеребец заржал печально, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в нагих деревьях, в оградах и печных трубах завыл, засвистел пронизывающий ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился назад в дом, но никак не мог найти крыльца  так теснее мело кругом и хлестало в глаза. Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с близлежащих полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.

Филька вскочил наконец в избу, припёр дверь, произнес: Да ну тебя!  и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рев Филька слышал узкий и краткий свист  так свистит конский хвост, когда рассерженный жеребец бьёт им себя по бокам.

Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колющийся мороз прошёл по деревне. Никто его не лицезрел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и взрывались.

Бабка, плача, сказала Фильке, что наверное теснее замёрзли колодцы и теперь их ждёт неминучая погибель. Воды нет, пытка у всех вышла, а мельница работать сейчас не сумеет, потому что река застыла до самого дна.

Филька тоже зарыдал от ужаса, когда мыши начали выбегать из подпола и хорониться под печкой в траве, где ещё оставалось немножко тепла. Да ну вас! Проклятые!  горланил он на мышей, но мыши всё лезли из подпола. Филька забрался на печь, укрылся тулупчиком, весь трясся и слушал причитания бабки.

.