СДЕЛАЙТЕ ВОПРОС И ОТВЕТ Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! - стучат колеса,

СДЕЛАЙТЕ ВОПРОС И ОТВЕТ


Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! - стучат колеса, и поезд живо мчится все вперед и вперед.
Мне слышатся в этом монотонном шуме одни и те же слова, повторяемые 10-ки, сотни, тыщи раз. Я чутко прислушиваюсь, и мне кажется, что колеса выстукивают одно и то же, без счета, без конца: вот так-так! вот так-так! вот так-так!
Колеса стучат, а поезд мчится и мчится без оглядки, как вихрь, как стрела...
В окне навстречу нам бегут кустики, деревья, станционные домики и телеграфные столбы, наставленные по откосу полотна железной дороги...
Либо это поезд наш бежит, а они безмятежно стоят на одном месте? Не знаю, не разумею.
Вобщем, я многого не разумею, что случилось со мною за эти последние деньки.
Господи, как все странно делается на свете! Могла ли я думать несколько недель тому вспять, что мне придется покинуть наш махонький, уютный домик на берегу Волги и ехать одной-одинешеньке за тыщи верст к каким-то дальним, абсолютно неведомым родственникам?.. Да, мне все еще кажется, что это только сон, но - как досадно бы это не звучало! - это не сон!..
- Петербург! - раздался за моей спиной глас кондуктора, и я увидела перед собою его добросердечное обширное лицо и густую рыжую бороду.
Этого кондуктора звали Никифором Матвеевичем. Он всю дорогу беспокоился обо мне, поил меня чаем, постлал мне постель на лавке и, как только у него было время, всячески забавлял меня. У него, оказывается, была моих лет дочурка, которую звали Нюрой и которая с мамой и братом Сережей жила в Петербурге. Он мне и адресок даже собственный в карман засунул - "на всякий случай", если бы я возжелала навестить его и познакомиться с Нюрочкой.
- Очень уж я вас жалею, барышня, - говорил мне не раз во время моего недолгого пути Никифор Матвеевич, - поэтому сиротка вы, а Бог сироток велит обожать. И вновь, одна вы, как есть одна на свете; петербургского дяденьки своего не понимаете, семьи его также... Нелегко ведь... А только, если уж очень невмоготу станет, вы к нам прибывайте. Меня дома редко застанете, поэтому в разъездах я все больше, а супруга с Нюркой для вас рады будут. Они у меня добрые...
Я поблагодарила ласкового кондуктора и обещала ему побывать у него...
- Петербург! - еще раз выкрикнул за моей спиной знакомый глас и, обращаясь ко мне, добавил: - Вот и приехали, барышня. Дозвольте, я вещички ваши соберу, а то после поздно будет. Ишь суетня какая!
И правда, в вагоне поднялась ужасная суета. Пассажиры и пассажирки суетились и толкались, укладывая и увязывая вещи. Какая-то старушка, ехавшая напротив меня всю дорогу, растеряла кошелек с средствами и орала, что ее обокрали. Чей-то ребенок рыдал в углу. У двери стоял шарманщик и наигрывал печальную песенку на собственном разбитом приборе.
Я выглянула в окно. Господи! Сколько труб я увидала! Трубы, трубы и трубы! Целый лес труб! Из каждой вился сероватый дымок и, поднимаясь ввысь, расплывался в небе. Моросил маленький осенний дождь, и вся природа, казалось, хмурилась, плакала и сетовала на что-то.
Поезд пошел медлительнее. Колеса уже не выкрикивали свое неугомонное "вот так-так!". Они стучали сейчас веско протяжнее и тоже точно сетовали на то, что машина против воли удерживает их резвый, радостный ход.
И вот поезд остановился.
- Пожалуйте, приехали, - произнес Никифор Матвеевич.
И, брав в одну руку мой теплый платок, подушку и чемоданчик, а другою сильно сжав мою руку, повел меня из вагона, с трудом протискиваясь через массу.