Концовка стихотворения левша

После окончания венского совета император Александр Павлович решает по Европе проездиться и в различных государствах чудес посмотреть. Состоящий при нем донской казак Платов диковинкам не дивится, поэтому что знает: в Рф свое ничуть не хуже.

В самой заключительней кунсткамере, среди собранных со всего света нимфозорий, государь покупает блоху, которая желая и мала, но умеет дансе плясать. Скоро у Александра от военных дел делается меланхолия, и он ворачивается на отчизну, где помирает. Взошедший на престол Николай Павлович блоху ценит, но, так как не любит уступать иностранцам, посылает Платова вкупе с блохой к тульским мастерам. Платова и с ним всю Россию вызываются поддержать трое туляков. Они отправляются поклониться иконе святого Николая, а затем закрываются в домике у косого Левши, но, даже закончив работу, отказываются выдать Платову секрет, и ему приходится везти Левшу в Петербург.
Николай Павлович и его дочь Александра Тимофеевна обнаруживают, что брюшная машинка в блохе не действует. Разъяренный Платов наказывает и треплет Левшу, а тот в порче не признается и рекомендует поглядеть на блоху в самый сильный мелкоскоп. Но попытка оказывается неудачной, и Левша велит всего одну ножку в подробности под микроскоп подвести. Сделав это, сударь лицезреет, что блоха на подковы подкованная. А Левша прибавляет, что при лучшем мелкоскопе можно было бы увидеть, что на всякой подкове мастерово имя выставлено. А сам он выковывал гвоздики, которые никак рассмотреть невероятно.

Платов просит у Левши прощения. Левшу обмывают в Туляновских банях, остригают и обформировывают, будто на нем есть какой-нибудь жалованный чин, и посылают отвезти блоху в подарок британцам. В дороге Левша ничего не ест, поддерживая себя одним вином, и поет на всю Европу российские песни. На расспросы англичан он признается: Мы в науках не зашлись, и поэтому блоха больше не пляшет, только собственному отечеству правильно послушные. Остаться в Великобритании Левша отказывается, ссылаясь на родителей и русскую веру, которая самая верная. Ничем его британцы не могут прельстить, далее предложением жениться, которое Левша отклоняет и неодобрительно откликается об одежке и худобе англичанок. На английских заводах Левша замечает, что труженики в сытости, но больше всего его занимает, в каком виде содержатся старые ружья.
Скоро Левша начинает тосковать и, невзирая на приближающуюся бурю, садится на корабль и не отрываясь глядит в сторону Рф. Корабль выходит в Твердиземное море, и Левша заключает пари со шкипером, кто кого перепьет. Пьют они до рижского Динаминде, и, когда капитан затворяет спорщиков, теснее лицезреют в море чертей. В Петербурге британца посылают в посольский дом, а Левшу  в квартал, где у него требуют документ, отбирают подарки, а после отвозят в открытых санях в больницу, где неизвестного сословия всех умирать принимают. На иной день аглицкий полшкипер куттаперчевую таблетку проглатывает и после недолгих поисков обретает собственного российского камрада. Левша желает сказать два слова государю, и британец отчаливает к графу Клейнмихелю, но полшпикеру не нравятся его слова о Левше: хоть шуба овечкина, так душа человечкина. Британца обращают к казаку Платову, который простые чувства имеет. Но Платов закончил службу, получил полную пуплекцию и отсылает его к коменданту Скобелеву. Тот высылает к Левше доктора из духовного звания Мартын-Сольского, но Левша теснее оканчивается, просит передать сударю, что у британцев ружья кирпичом не чистят, а то они стрелять не годятся, и с этой верностью перекрещивается и помирает. Доктор докладывает о заключительных словах Левши графу Чернышеву, но тот не слушает Мартын-Сольского, поэтому что в Рф на это генералы есть, и ружья продолжают чистить кирпичом. А если бы император услыхал слова Левши, то по другому закончилась бы Крымская война

Сейчас это теснее дела прежних дней, но предание нельзя забывать, невзирая на эпический нрав героя и баснословный склад легенды. Имя Левши, как и многих иных гениев, утрачено, но народный миф о нем точно передал дух эпохи. И желая машины не потворствуют аристократической удали, сами труженики вспоминают о старине и собственном эпосе с людской душой, с гордостью и любовью.