Предпосылки попадания в плен Андрея Соколова?(судьба человека)

Попал я в плен под Лозовеньками в мае 40 второго года при таком нерасторопном случае: германец тогда здорово наступал. Надобно было очень торопиться потому, что бой приближался к нам: слева чьи-то танки шумят, справа стрельба идет, впереди стрельба, и уже начало пахнуть жареным.. .
Командир нашей! автороты спрашивает: "Проскочишь, Соколов? " А здесь и спрашивать нечего было. - Я обязан перескочить, и баста! " - "Ну, - говорит, - дуй! Нажимай на всю железяку! " Я и подул. В жизни так не ездил, как на этот раз! Знал, что не картошку везу, что с этим багажом осмотрительность в езде нужна, но какая же здесь может быть осмотрительность, когда там ребята с порожними руками ведут войну, когда дорога вся насквозь артогнем простреливается. Пробежал км шесть, быстро мне теснее на проселок сворачивать, чтоб пробраться к балке, где батарея стояла, а тут гляжу - мама правдивая - пехотка наша и справа и слева от грейдера по чистому полю сыплет, и теснее мины рвутся по их порядкам. Что мне делать? Не поворачивать же вспять? Тесню вовсю! И до батареи остался какой-нибудь километр, теснее свернул я на проселок, а добраться до собственных мне, браток, не пришлось.. . Видно, из дальнобойного тяжкий положил он мне около машины. Не слыхал я ни разрыва, ничего, только в голове словно что-то лопнуло, и больше ничего не помню. Как остался я живой тогда - не разумею, и сколько медли пролежал метрах в восьми от кювета - не соображу. Очнулся, а встать на ноги не могу: голова у меня дергается, всего трясет, словно в лихорадке, в глазах темень, в левом плече что-то поскрипывает и похрустывает, и боль во всем теле такая, как, скажи, меня двое суток попорядку колотили чем попадя. Долго я по земле на животике елозил, но кое-как встал. Однако опять же ничего не усвою, где я и что со мной случалось. Память-то мне начисто отшибло. А назад лечь боюсь. Боюсь, что ляжу и больше не встану, помру. Стою и качаюсь из стороны в сторону, как тополь в бурю. Когда пришел в себя, очнулся и огляделся как следует, - сердце будто кто-то плоскогубцами сжал: кругом снаряды валяются, какие я вез, неподалеку моя машина, вся в клочья побитая, лежит ввысь колесами, а бой-то, бой-то теснее сзади меня идет.. . Это как?
Нечего греха скрывать, вот здесь-то у меня ноги сами собою подкосились, и я упал как срезанный, потому что понял, что я - в плену у фашистов. Вот как оно на войне посещает.. .
Ох, браток, нелегкое это дело понять, что ты не по собственной воле в плену. Кто этого на своей шкуре не испытал, тому не сразу в душу въедешь, чтоб до него по-человечески дошло, что значит эта штука.
Ну, вот, стало быть, лежу я и слышу: танки гремят. Четыре германских средних танка на полном газу прошли мимо меня туда, откуда я со снарядами выехал.. . Каково это было переживать? Потом тягачи с пушками потянулись, полевая кухня проехала, позже пехота пошла, не густо, так, не больше одной битой роты. Погляжу, погляжу на их краем глаза и вновь прижмусь щекой к земле, глаза закрою: противно мне на их смотреть, и на сердечко противно.. .
Думал, все прошли, приподнял голову, а их 6 автоматчиков - вот они, шагают метрах в 100 от меня. Гляжу, сворачивают с дороги и прямо ко мне. Идут молчаком. "Вот, - думаю, - и погибель моя на подходе". Я сел, неохота лежа помирать, позже встал. Один из их, не доходя шагов нескольких, плечом дернул, автомат снял. И вот как смешно человек устроен: никакой паники, ни сердечной нерешительности в эту минуту у меня не было. Только гляжу на него и размышляю: "На данный момент даст он по мне короткую очередь, а куда будет колотить? В голову либо поперек груди? " Как будто мне это не один черт, какое место он в моем теле прострочит.
Юный юноша вскинул автомат - я ему прямо в глаза гляжу, молчу, а иной, ефрейтор, что ли, поветше его возрастом, можно сказать старый, что-то крикнул, отодвинул его в сторону, подошел ко мне, лопочет по-собственному и правую руку мою в локте сгибает, мускул, означает, щупает. Пробовал и говорит: "О-о-о! " - и указывает на дорогу, на заход солнца. Топай, мол, рабочая скотинка, трудиться на наш райх.