написать сжатое изложение и сочинение по тексту . поначалу изложение

Написать сжатое изложение и сочинение по тексту . поначалу изложение потом сочинение, прошу срочно!!!!1 текст: Тетя Оля заглянула в мою комнату, опять застигла за бумагами и, повысив голос, властно произнесла:
Будет писать-то! Поди проветрись, клумбу помоги разделать. Тетя Оля достала из чулана берестяной короб. Пока я с наслаждением разминал спину, взбивая граблями мокроватую землю, она, присев на завалинку и рассыпав себе на колени пакетики и узелки с цветочными зёрнами, разложила их по сортам.
Ольга Петровна, а что это, примечаю я, не сеете вы на клумбах маков?
Ну, какой из мака цвет! убежденно ответила она. Это овощ. Его на грядках совместно с луком и огурцами сеют.
Что вы! рассмеялся я. Еще в какой-то древней песенке поется:
А лоб у нее, точно мрамор, бел,
А щеки пламенеют, словно маков цвет.
Цветом он всего два денька посещает, упорствовала Ольга Петровна. Для клумбы это никак не подходит, пыхнул и сходу сгорел. А потом все лето торчит эта самая колотушка, только вид портит.
Но я все-таки сыпанул тайком щепотку мака на самую середину клумбы. Через несколько дней она зазеленела.
Ты маков посеял? подступилась ко мне тетя Оля. Ах баловник ты такой! Так уж и быть, тройку оставила, тебя пожалела. Другие все выполола.
Внезапно я уехал по делам и возвратился только через две недели. После горячей, утомительной дороги было приятно войти в тихий старенький домик тети Оли. От свежевымытого пола тащило прохладой. Разросшийся под окном жасминовый кустик ронял на письменный стол узорчатую тень.
Квасу налить? предложила она, сочувственно оглядев меня, потного и усталого. Алеша очень обожал квас. Посещало, сам по бутылкам разливал и запечатывал.
Когда я снимал эту комнату, Ольга Петровна, подняв глаза на портрет юноши в летной форме, что висит над письменным столом, спросила:
Не мешает?
Что вы!
Это мой сын Алексей. И комната была его. Ну, ты располагайся, живи на здоровье...
Подавая мне томную медную кружку с квасом, тетя Оля произнесла:
А маки твои поднялись, теснее бутоны выкинули.
Я вышел поглядеть на цветочки. Клумба стала неузнаваемой. По самому краю расстилался коврик, который своим густым покровом с разбросанными по нему цветами очень подсказывал настоящий ковер. Потом клумбу облегала лента маттиол стыдливых ночных растений, привлекающих к для себя не яркостью, а лаского-горьким запахом, схожим на запах ванили. Пестрели куртинки желто-фиолетовых анютиных глазок, раскачивались на тонких ножках пурпурово-бархатные шляпки парижских красавиц. Было много и других знакомых и неизвестных цветов. А в центре клумбы, над всей этой цветочной пестротой, поднялись мои маки, выбросив навстречу солнцу три тугих, тяжелых бутона.
Распустились они на иной денек.
Тетя Оля вышла поливать клумбу, но тотчас возвратилась, громыхая порожний лейкой.
Ну, иди, гляди, зацвели.
Издалече маки походили на зажженные факелы с живыми, забавно полыхающими на ветру языками пламени. Легкий ветер чуть убаюкивал, а солнце пронизывало светом полупрозрачные алые лепестки, отчего маки то вспыхивали робко-ясным огнем, то наливались густым багрянцем. Казалось, что стоит только прикоснуться сразу опалят!
Маки слепили собственной озорной, обжигающей яркостью, и рядом с ними померкли, потускнели все эти парижские кросотки, львиные зевы и иная цветочная аристократия.
Два денька бешено пламенели маки. И на исходе вторых суток вдруг осыпались и погасли. И сходу на пышноватой клумбе без их стало пусто. Я поднял с земли еще совсем свежайший, в капельках росы, лепесток и расправил его на ладошки.
Вот и все, сказал я громко, с ощущением еще не остывшего восхищения.
Да, сгорел... вздохнула, будто по живому существу, тетя Оля. А я как-то ранее без внимания к маку-то этому. Краткая у него жизнь. Зато без оглядки, в полную силу прожита. И у людей так посещает...
Тетя Оля, как-то сгорбившись, вдруг заторопилась в дом.
Мне уже ведали о ее отпрыску. Алексей умер, спикировав на собственном крохотном ястребке на спину томного фашистского бомбовоза.
Я сейчас живу в ином конце городка и иногда заезжаю к тете Оле. Не так давно я опять побывал у нее. Мы посиживали за летним столиком, пили чай, делились новинками. А рядом на клумбе полыхал большой костер маков. Одни осыпались, роняя на землю лепестки, точно искры, другие только раскрывали свои огненные языки. А снизу, из увлажненной, полной актуальной силы земли, подымались все новые и новые туго свернутые бутоны, чтобы не дать гаснуть живому огню.