о чем роман Странствия Гулливера

Путешествия Гулливера  творенье, написанное на стыке жанров: это и увлекательное, чисто романное повествование, роман-странствие (никак, вобщем, не сентиментальное, которое в 1768 г. обрисует Лоренс Стерн); это роман-памфлет и сразу роман, носящий отчётливые черты антиутопии  жанра, который мы привыкли считать принадлежащим необыкновенно литературе XX столетия; это роман со настолько же отчётливо выраженными элементами фантастики, и буйство свифтовского воображения поистине не знает пределов. Будучи романом-антиутопией, это и роман в полном смысле утопический тоже, в необыкновенности его заключительная часть. И в конце концов, бесспорно, следует обратить внимание на самое основное  это роман пророческий, ибо, читая и перечитывая его сейчас, прекрасно отдавая себе отчёт в бесспорной конкретности адресатов свифтовской бессердечной, едкой, убийственной сатиры, об этой конкретике задумываешься в последнюю очередь. Поэтому что все то, с чем сталкивается в процессе собственных странствий его герой, его своеобразный Одиссей, все проявления человечьих, скажем так, странностей  тех, что растут в странности, носящие нрав и национальный, и наднациональный тоже, нрав глобальный,  все это не только не умерло вкупе с теми, против кого Свифт направлял собственный памфлет, не ушло в небытие, но, как досадно бы это не звучало, поражает своей актуальностью. А стало быть  удивительным пророческим даром автора, его умением поймать и воссоздать то, что принадлежит человеческой природе, а поэтому носит нрав, так сказать, непреходящий.В книжке Свифта четыре доли: его герой совершает четыре путешествия, общая продолжительность которых во времени составляет шестнадцать лет и семь месяцев. Выезжая, поточнее, отплывая, всякий раз из полностью определенного, реально существующего на любой карте портового города, он внезапно попадает в какие-то необычайные страны, знакомясь с теми норовами, образом жизни, прозаическим укладом, законами и традициями, что в ходу там, и рассказывая о собственной стране, об Англии. И первой таковой остановкой оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия. Но поначалу  два слова о самом герое. В Гулливере соединились воедино и некоторые черты его создателя, его идеи, его представления, некоторый автопортрет, но мудрость свифтовского героя (либо, поточнее, его здравомыслие в том фантастически абсурдном мире, что обрисовывает он всякий раз с беспримерно серьёзно-хладнокровной миной) сочетается с простодушием вольтеровского Гурона. Конкретно это простодушие, эта странная наивность и дозволяет Гулливеру настолько обострённо (то есть столь пытливо, настолько точно) схватывать всякий раз, оказываясь в бешеной и чужой стране, самое основное. В то же время и некая отстранённость всегда чувствуется в самой интонации его повествования, безмятежная, медленная, несуетная ироничность. Словно он не о собственных хождениях по мукам ведает, а взирает на все происходящее как бы с временной дистанции, причём довольно большой. Одним словом, другой раз появляется такое чувство, словно это наш современник, некоторый неведомый нам гениальный писатель водит собственный рассказ. Смеясь над нами, над собой, над людской природой и человечьими характерами, каковые видятся ему