Почему Тютчев употребляет в заглавии не российское слово Безмолвье а латинское

В работах о творчестве Ф. И. Тютчева часто отмечалась особая внесловесная природа сделанного им поэтического мира. Определяя позицию поэта по отношению к нему, современники называли его "философом" (Ф. М. Достоевский), сам себя он именовал "зрителем", перед которым развертывается "зрелище божьего суда", в современном исследовании пейзажной лирики он назван "наблюдателем" естественного мира 1 . Эта природа поэтического слова в лирике Тютчева обусловлена трансцендентностью поэтического "я" и экзистенциальным цветом его позиции во медли и в пространстве, отличительным для многих стихотворений.

Ю. М. Лотман пишет, что "поэтический мир Тютчева реализуется только в слове, но практически лежит за его пределами. Более того, он только с знаменитой напряженностью реализуется в слове. Сразу и мир житейских впечатлений, и весь хаос бытия неадекватны словарю ежедневной речи. Это и определено Тютчевым, как отношение "невыразимости", борьба с которым и делает специфику тютчевского слова, смелую победу пророка над косноязычием" 2 .

Центральным образом этой "невыразимости", на наш взор, собственного рода поэтическим манифестом особенной природы собственного слова является стихотворение Тютчева "Silentium!" (1830?, опубл. 1833). Входя в группу ранешних публикаций, стихотворение выступает у Тютчева одним из первых творений, содержащих настолько необыкновенную творческую рефлексию, по сравнению с предыдущей русской поэтической традицией.

Загадкой собственного смысла "Silentium!" постоянно завлекает внимание исследователей и критиков, которые давали стихотворению различные, время от времени даже диаметральные истолкования 3 . Вослед за Л. Пумпянским чаще всего стихотворение связывают с германской романтичной традицией, которую Тютчев перенял от Жуковского и напрямую от близких ему германских романтиков. Мистическая тема стихотворения соотносима с романтической поэзией откровений, когда людская душа сливается с душой мира, ее почвой являются идеи философии Беме, Шеллинга, Шопенгауэра 4 . Продолжая намеченные переклички с немецкой традицией, В. Н. Касаткина отмечает, что "Silentium!" содержит романтическую "оппозицию наружного и внутреннего". Внутренний мир рассматривается как нечто образцовое, самоценное, самодостаточное. Одна из тенденций лирики поэта, выразившаяся в стихотворении, - "стремление личности сохранить в неприкосновенности порядочный мир души от посягательств "бессмертной непристойности человеческой", отсюда призыв к безмолвию, к жизни в себе" 5 . Таким образом, романтическая оппозиция внутреннего-внешнего откликается позже в амурной лирике стихотворца.