Эпизод где описаны подвиги козака Бородатый в повести Тарас бульба(главу скажите

3 глава

                                                          III

Теснее около недели Тарас Бульба жил с отпрысками своими на Сечи. Остап и Андрий малюсенько занимались военною школою. Сечь не обожала затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом азарту битв, которые оттого были практически постоянны. Промежутки козаки почитали кислым занимать исследованием какой-нибудь дисциплины, не считая разве стрельбы в цель да иногда конной скачки и гоньбы за зверем в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе признаку широкого размета искренней воли. Вся Сечь представляла необычайное явление. Это было какое-то постоянное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец собственный. Некие занимались ремеслами, другие держали лавочки и торговали; но великая часть гуляла с утра до вечера, если в кармашках звучала возможность и добытое благо не перебежало еще в руки торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в для себя что-то околдовывающее. Оно не было сборищем бражников, нахлеставшихся с пламенея, но было просто бешеное разгулье веселости. Всякий приходящий сюда забывал и кидал все, что дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на свое прошедшее и беззаботно предавался воле и приятельству таких же, как сам, гуляк, не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, кроме свободного неба и постоянного пира души собственной. Это производило ту бешеную веселость, которая не могла бы родиться ни из какого иного источника. Рассказы и трепотня среди собравшейся толпы, лениво почивавшей на земле, часто так были забавны и дышали такою мощью живого рассказа, что необходимо было иметь всю равнодушную внешность запорожца, чтоб хранить недвижное выражение личика, не моргнув даже усом, резкая черта, которою отличается доныне от иных братьев собственных южный россиянин. Веселость была пьяна, шумна, но при всем том это не был черный кабак, где неясно-извращающим развлеченьем забывается человек; это был узкий круг школьных товарищей. Разница была только в том, что заместо сидения за указкой и вульгарных толков учителя они производили набег на пяти тысячах жеребцов; заместо луга, где играют в мяч, у их были неохраняемые, неосторожные границы, в виду которых татарин выказывал прыткую свою голову и бездвижно, сурово глядел турок в зеленоватой чалме собственной. Разница та, что заместо насильственной воли, соединившей их в школе, они сами собою кинули отцов и матерей и бежали из родительских домов; что тут были те, у которых теснее моталась около шеи веревка и которые вместо белой смерти узрели жизнь и жизнь во всем разгуле; что тут были те, которые, по благородному обычаю, не могли удержать в кармашке собственном копейки; что тут были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опаски что-нибудь выронить. Здесь были все бурсаки, не терпевшие академических лоз и не вынесшие из школы ни одной буковкы; но вместе с ними тут были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и Римская республика. Здесь было много тех офицеров, которые позже отличались в царских войсках; здесь было множество образовавшихся опытных партизанов, которые имели добропорядочное убеждение мыслить, что все равно, где бы ни вести войну, только бы воевать, потому что неблагопристойно благородному человеку быть без битвы. Много было и таких, которые пришли на Сечь с тем, чтоб позже сказать, что они были на Сечи и теснее закаленные рыцари. Но кого здесь не было? Эта странноватая республика была именно потребностию того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое время могли найти тут работу. Одни только почитатели дам не могли отыскать тут ничего, поэтому что даже в предместье Сечи не отважна показываться ни одна женщина.