Безотлагательно! Необыкновенности личности и творчества Салтыкова-Щедрина.Пожалуйста помогите)))

Русский писатель-сатирик, публицист. Получил семейное образование. Был принят в Царскосельский лицей на казённый счёт. Неразговорчивый, насупленный мальчик поступил в Царскосельский лицей, где когда-то учился Пушкин. Скоро оказалось, что он пишет стихи. Начальник и учителя всполошились. Изобличённый поэт был наказан. Но он не раскаялся и продолжал стихотворствовать, пряча свои стихи то в рукав, то в сапог. Их с пиршеством извлекали оттуда и опять присуждали злоумышленника к заслуженной каре. Звали его Миша Салтыков. Потом, теснее большим писателем, он не раз вспоминал, как старательно гасила в нём поэтический дар эта хвалёная школа. Из автобиографии Салтыкова мы знаем, что за стихотворную деятельность, а одинаковым образом за чтение книг его неподражаемо преследовал учитель российского языка, тот самый, которому больше всего надлежало бы довольствоваться литературным тяготениям одаренного мальчугана. В ту пору Царскосельский лицей важничал своей верностью традициям Пушкина, и если уж он преследовал ребяческое поэтическое творчество, как недопустимый порок, что же сказать о школах обыденного уровня, но притязавших на литературный уклон! Одарённых малышей и тогда было множество, но в тех критериях, в которых они находились тогда, только волшебство могло спасти их таланты от гибели. Чуковский К.И., От 2-ух до 5, М., Русский писатель, 1960 г., с. 323-324.   В наказание за вольнодумие, высказанное в собственных первых публикациях, в 1848 году М.Е. Салтыков-Щедрин был выслан из Санкт-Петербурга в Вятку и определён канцелярским бюрократом при Вятском губернском правлении. Позже он служил вице-губернатором в Рязани и в Твери. Масарский М.В.: Когда Александр II назначал своим указом Салтыкова-Щедрина на пост вице-губернатора Тверского, он произнёс слова: Пусть едет и делает, как пишет. Удалось ли Салтыкову-Щедрину, став властью, ввести либерализм в раздельно взятом уезде, как он обожал потом говорить? Вот его либеральные действия: он предписал всем бюрократам работать с ранешнего утра до тёмного вечера. И они, разувшись, чтоб поберечь обувь, ранешным утром бродили по немощёным и неосвещённым улицам губернского городка Тверь, а позже сидели до ночи. Об этом написал некий столичный журнальчик. Что же делает былой столичный журналист Салтыков-Щедрин? Он едет, узнает имя корреспондента из Твери, высылает к нему жандарма, а известно, как писал Герцен, в России визит жандарма сходствен кирпичу, упавшему на голову. Узнав адресок корреспондента, Салтыков-Щедрин является к нему и оправдывается. Вот и все его подвиги на административном поприще, он ушёл оттуда, ибо живописец он был превосходный, а власть он был плохая. Обсуждение: Живописец и время. Художник и власть, в Сб.: Свободное слово: умственная хроника. Альманах-2001, М., Прогресс-Традиция, 2003 г., с. 119.   Сходственно тому как в стране, переходящей из низшего фазиса общественности в высший, бывает спрос на людей талантливых, убеждённых и энергетических, которые обыкновенно и являются на призыв, - так точно и в стране, грезящей о блаженстве неподвижности, посещает спрос на людей ограниченных, которые также не упускают откликнуться без замедления. А как быстро есть спрос, то, означает, есть и нужда в таких людях, нужду же, в свою очередь, приносит за собой силу, авторитетность, почёт. Салтыков-Щедрин М.Е., Самодовольная современность / Полное собрание сочинений в 20-ти томах, Том 19, М.-Л., Художественная литература, 1933-1941 гг., с. 441. М.Е. Салтыков-Щедрин скептически относился к всемогуществу таланта, неподражаемо если профессиональные люди были слишком проникнуты самоуверенностью и думали выезжать на одном только таланте, без труда и знаний. Признавая их талантливость, он, но же, достаточно часто иронизировал над ними, когда представлялся какой-нибудь повод, разговаривая: Это превосходные натуры, которых простые смертные даже осознать не могут. Я тоже не разумею, поэтому что я не превосходный писатель, - и с гордынею прибавлял, - зато я работник. Если он работал для журнальчика из месяца в месяц, если он не обожал, чтоб произведения его залёживались, то это не мешало ему тщательно взвешивать их, по нескольку раз переписывать и переделывать рукописи. Работник он, вправду, был примечательный. Вот что сам он разговаривает в одном очерке, отысканном в его бумагах: Я никогда не мог похвалиться ни превосходным здоровьем, ни физической силой, но с 1875 года не проходило практически ни 1-го денька, в который я мог бы сказать, что ощущаю себя значительно