Рвение к познаниям основного героя уроки французкого

1) "Обучался я хорошо, в школу ходил с наслаждением и в деревне признавался за умника: писал за старух и читал письма, перебрал все книжки, которые оказались в нашей неказистой библиотеке, и по вечерам говорил из их ребятам всякие истории, больше того прибавляя от себя. Но особенно в меня веровали, когда дело дотрагивалось облигаций. Их за войну у людей скопилось много, таблицы выигрышей прибывали нередко, и тогда облигации несли ко мне. Числилось, что у меня счастливый глаз. Выигрыши и правда приключались, почаще всего мелкие, но колхозник в те годы рад был любой копейке, а тут из моих рук сваливалась и совершенно нечаянная удача. Радость от нее невольно перепадала и мне. Меня выделяли из деревенской детворы, даже подкармливали; единожды дядя Илья, в общем-то жадный, прижимистый старик, выиграв четыреста рублей, сгоряча нагреб мне ведро картошки - под весну это было большое богатство.

И все поэтому же, что я разбирался в номерах облигаций, матери говорили:

- Башковитый у тебя парень вырастает. Ты это... давай учи его. Грамота зря не пропадет. "

" Обучался я и тут хорошо. Что мне оставалось? - потом я сюда и приехал, иного дела у меня здесь не было, а относиться спустя рукава к тому, что на меня возлагалось, я тогда еще не умел. Чуть ли осмелился бы я пойти в школу, останься у меня невыученным хоть один урок, поэтому по всем предметам, не считая французского, у меня держались пятерки".
2. Стремление к правде и справедливости проявляется в эпизоде с стычкой.
" - Ты перевернул ту монетку! - кликнул я ему. - Я видел, что перевернул. Лицезрел.

- Ну-ка, повтори, - надвигаясь на меня, попросил он.

- Ты перевернул ее, - теснее тише сказал я, хорошо зная, что за этим последует.

Первым, вновь сзади, меня ударил Птаха. Я полетел на Вадика, он быстро и проворно, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я свалился, из носу у меня брызнула кровь. Едва я вскочил, на меня опять накинулся Птаха. Можно было еще вырваться и убежать, но я почему-то не подумал об этом. Я вращался меж Вадиком и Птахой, практически не защищаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в унынии, добавляя им ярости, упорно выкрикивая одно и то же:

- Перевернул! Перевернул! Перевернул!

Они колотили меня по очереди, один и второй, один и 2-ой. Кто-то третий, малюсенький и свирепый, пинал меня по ногам, позже они практически сплошь покрылись синяками. Я старался только не свалиться, ни за что больше не свалиться, даже в те минутки мне казалось это стыдом. Но в конце концов они повалили меня на землю и тормознули.

- Иди отсюда, пока живой! - скомандовал Вадик. - Прытко!

Я поднялся и, всхлипывая, швыркая омертвевшим носом, поплелся в гору.

- Только вякни кому - убьем! - пообещал мне вослед Вадик.

Я не ответил. Все во мне как-то затвердело и сомкнулось в обиде, у меня не было сил достать из себя слово. И, только поднявшись на гору, я не утерпел и, будто сдурев, закричал что было мочи - так что слышал, наверное, весь поселок:

- Переверну-у-ул!

За мной кинулся было Птаха, но сходу возвратился - видно, Вадик рассудил, что с меня хватит, и приостановил его. Минут 5 я стоял и, всхлипывая, глядел на полянку, где опять началась забава, потом спустился по иной стороне холмика к ложбинке, затянутой вокруг темной крапивой, свалился на жесткую сухую травку и, не удерживаясь больше, горько, навзрыд заплакал.

Не было в тот денек и не могло быть во всем белоснежном свете человека несчастнее меня. "
3 ) " В конце концов я не выдержал и спустился к ним. Я знал, что иду на унижение, но не наименьшим унижением было раз и навечно смириться с тем, что меня избили и выгнали".