Сочинение на тему:гармоничность и музыкальность поэтической речи Толстого и Фета.

Поэт есть собственно человек, - писал Фет Я. П. Полонскому 3 окт. 1892, - у которого видимо для стороннего взора изо всех пор просачивается жизнь самостоятельно от его воли. Человек в лирике Фета раскрыт всякому проявлению всемогущей природы, стихийной жизни, каждый миг существования он, разговаривая словами И. А. Бунина, присоединяется самой земли, всего того чувственного, вещественного, из чего сотворен мир. Слышит сердечко, сколько радости земли, сколько счастья сюда мы принесли, - писал Фет в стихотворении Люди дремлют; мой друг, пойдем в тенистый сад (1853). Человек у Фета погружен в природу, но не в историю. В поэзии Фета не отыскать картин социальной реальности, так же как нет прямого отражения современных ему идейных вопросов, но до осязаемости ощутимо передана вещественная реальность мира, данная человеку в его конкретном восприятии.

В творческой практике это значительно ограничивало мир лирики Фета, а в теоретических высказываниях привело его к доктрине чистого искусства. Причина такой позиции, видимо, в том, что, как правильно писал Тургенев, очень высоко ценивший талант Фета, ... ему недостает нечто весьма главное - а конкретно: такое же тонкое и верное чутье внутреннего человека - его искренней сущности - каковым он обладает в отношении природы и внешних форм людской жизни.

Отличительно: желая ...личная, внутренняя жизнь - очень мало дает ему поэтических мотивов (Боткин В. П.), сам Фет утверждал, однако, что предметом песни могут быть и собственные воспоминания, доказав это в таких шедеврах, как В мгле, на треножнике ясном (1856), Сияла ночь. Луной был полон сад (1877), Ель рукавом мне дорожку завесила (1891). Это разъясняется тем, что, добиваясь художественного совершенства, поэт, по словам Фета, отодвинет от себя личные впечатления как объект, лицезреет их как бы отрешенно, не погружаясь в самое чувство, не растворяясь в нем, ибо оно выступает в данном случае как чувственный материал, но не как заражающая суггестивная сила. Пейзаж души дан у Фета в движении, насыщен живыми деталями предметного мира, приятными видами, богат слуховыми, зрительными и даже обонятельными (мой стих благовонный) чувствами.

Необыкновенно ясно вкус к живописным, пластическим картинам проявился у Фета в антологических стихах (Вакханка, 1843; Диана, 1847). Фет владел удивительной вещной памятью; человек, безвозвратно утрачивающий пережитые искренние моменты, не может именоваться стихотворцем, - писал он. Своеобразие психологизма Фета в том, что он с нехарактерным дотоле российской поэзии мастерством воссоздал мимолетные настроения и состояния, пережитые им ранее. Эта актуальная конкретность составляет главную силу поэзии Фета, но она же в известной мере ограничивает ее способности, т. к. творческий акт, принося стихотворцу самоцельное эстетическое ублажение, этим исчерпывался, тогда как, скажем, у Л. Н. Толстого, занимавшего активную этическую позицию, изображение диалектики души есть средство выявления сути человека и выражение порядочной оценки. Естественное мироощущение Фета, необычайно чуткое к проявлениям прекрасного, плохо уживается с человечески-отличительным.

Не нечаянно, напр., что портрет дамы в лирике Фета соткан из материальных подробностей (пробор, прядь волос, нежные ланиты и т. п.), но не индивидуален: Не для тебя песнь любви я напеваю, а твоей красе ненаглядной (стих. Только встречу усмешку твою, 1873?).  Как известно из биографии Фета, юные люди обожали друг друга, но из-за вещественной необеспеченности Фет не осмелился жениться на Лазич, которая скоро трагически погибла. И по прошествии многих лет не тускнеет, не ослабевает чувство, усугубленное муками совести, каждый раз поновой переживаемое стихотворцем; но это конкретность психической ситуации, а не характеров людей - участников разыгравшейся драмы.

Наряду с пафосом гедонистического жизнелюбия, у Фета нередки стихи, проникнутые неясным фатализмом: человек уподобляется скудельному сосуду (Ласточки, 1884), он раб судьбы (Посреди звезд, 1876), жизнь для него - мучение (Муза, 1887). Но если исходить из единства фетовского чувства мира, то человек в его поэзии действительно должен быть рабом прирожденных числ, ибо он часть окружающей его стихийной органической природы, он живет в ее ритмах, блюдет ее законы. По-своему переосмысливает Фет мотив невыразимого, характерный романтизму и связанный в нем с полнотой и сложностью неподдающегося слову духовного переживания. Фет делает акцент на другом: естественная жизнь, природа обходятся без слова, оно им неадекватно; природа имеет собственный язык, более вместительный и четкий, чем людская речь - блик очей, сжатие рук, румянец ланит. Что не выскажешь словами - звуком на душу навей (стих. Поделись живыми снами, 1847) - в этом ключ к музыкальности поэзии Фета, предпочитающей иметь дело не со смыслом, а со звуком - этим необыкновенно податливым материалом в создании сиюминутного состояния. Фет возделывает особый музыкальный жанр - мелодии.