составьте пожалуйста не великий рассказ о том как вы простили какуюто

Во-первых обида, это, окончательно, острая боль. Вправду очень больно, когда оскорбляют. Мы по собственному неумению отражать физическую, словесную и духовную злость постоянно удар пропускаем. Если хоть какого из нас высадить играть в шахматы с гроссмейстером, то ясное дело, что он проиграет. И не только потому, что не умеет играть, но ещё и поэтому что гроссмейстер очень уж хорошо играет. Так вот, коварный (как сатану нарекают) играет отлично. Он знает, как ходить, чтоб человека зацепить за самые болевые точки. Обиженный может размышлять об обидчике: Ну, как он мог? Откуда он знал, что мне это причинит боль? Почему конкретно так сделал? А человек, может, даже ничего и не знал, просто коварный его направил. Вот кто знает, как нам боль причинить. Апостол Павел разговаривает: Наша ругань не против плоти и крови, а против мироправителей тьмы века этого, против духов злости поднебесной. Коварный двигает нами, и мы ему, пусть неосознанно даже, по собственной гордости, покоряемся.

Горделивый человек не умеет различать добросердечно и зло, а кроткий умеет. Я, к примеру, по собственной гордости могу сказать нечто, что человека очень больно ранит. Не поэтому, что я желаю причинить ему боль, а поэтому, что лукавый в мою гордую душу вносит такие слова и в такое время, когда тот, с кем я общаюсь, более беспомощен. И я вправду попадаю в очень для него болезненную точку. Но все-таки эта боль оттого, что человек не умеет смиряться. Кроткий человек произнесет для себя твёрдо и спокойно: Это я получил по своим грехам. Господи помилуй! А гордый начнёт возмущаться: Ну, как же так можно?! Как же можно ко мне так относиться?

Когда Спасателя привели к первосвященникам, и слуга ударил Его в ланиту, с каким достоинством Он ему ответил. Разве Он огорчился либо расстроился? Нет, Он явил поистине царственное величие и безусловное самообладание. Ну, опять-таки, можно ли себе представить, что Христос на Пилата либо на первосвященников огорчился?.. Забавно. Желая Его терзали, глумились, наговаривали... Не мог Он дуться абсолютно, никак не мог.