"Прощание с Матерой" В.Распутина о чем рассказ коротко

Простоявшая триста с излишним лет на берегу Ангары, деревня Матёра повидала на своём веку всякое. Мимо неё подымалиь в древности ввысь по Ангаре бородатые казаки ставить Иркутский острог; подворачивали к ней на ночёвку торговые люди, снующие в ту и в иную стороны; везли по воде арестантов и, завидев прямо на носу обжитой сберегал, тоже подгребали к нему: разжигали костры, варили уху из выловленной здесь же рыбы; два полных денька грохотал здесь бой меж колчаковцами, занявшими полуостров, и партизанами, которые шли в лодках на приступ с обоих берегов. Есть в Матёре своя церквушка на высочайшем берегу, но её издавна приспособили под склад, есть мельница и аэропорт на старом пастбище: два раза на неделе люд летает в город.

Но вот единожды ниже по Ангаре начинают строить плотину для электростанции, и становится светло, что многие близлежащие деревни, и в первую очередь островная Матёра, будут затоплены. Если даже поставить друг на дружку пять таких островов, все одинаково затопит с маковкой и места позже не показать, где там селились люди. Придётся переезжать. Немногочисленное население Матёры и те, кто связан с городом, имеет там родню, и те, кто никак с ним не связан, думают о конце света. Никакие уговоры, изъясненья и призывы к здоровому смыслу не могут заставить людей с лёгкостью покинуть обжитое место. Здесь и память о предках (кладбище), и обыкновенные и комфортные стенки, и обыкновенный образ жизни, который, как варежку с руки, не снимешь. Все, что позарез было необходимо тут, в городке не понадобится. Ухваты, сковородники, квашня, мутовки, чугуны, туеса, кринки, ушаты, кадки, лагуны, щипцы, кросна... А ещё: вилы, лопаты, грабли, пилы, топоры (из четырёх топоров брали только один), точило, железна печка, телега, санки... А ещё: капканы, петли, плетёные морды, лыжи, другие охотничьи и рыбачьи снасти, всякий мастеровой инструмент. Что перебирать все это? Что сердечко наказывать? Конечно, в городке есть прохладная, жгучая вода, но неудобств столько, что не перечесть, а основное, с непривычки, обязано быть, станет очень печально. Лёгкий воздух, просторы, шум Ангары, чаепития из самоваров, неторопливые беседы за длинным столом подмены этому нет. А похоронить в памяти это не то, что похоронить в земле. Те, кто меньше иных спешил покинуть Матёру, слабенькие, одинокие старушенции, становятся очевидцами того, как деревню с одного конца поджигают. Как никогда неподвижные личика старух при свете огня казались слепленными, восковыми; длинноватые уродливые тени подпрыгивали и извивались. В данной ситуации люди пренебрегали, что каждый из их не один, потеряли друг друга, и не было на данный момент друг в друге надобности. Всегда так: при досадном, зазорном событии, сколько бы ни было вместе народу, каждый старается, никого не подмечая, оставаться один легче позже освободиться от позора. В душе им было нехорошо, неловко, что стоят они без движения, что они и не пытались совершенно, когда ещё можно было, спасти избу не к чему и пытаться. То же самое будет и с иными избами. Когда после пожара бабы судят да рядят, нарочно ли случился такой огонь либо невзначай, то суждение складывается: невзначай. Никому не хочется поверить в такое безрассудство, что хороший (христовенький) дом сам владелец и поджёг. Расставаясь со собственной избой, Дарья не только подметает и прибирает её, но и белит, как на будущую счастливую жизнь. Страшно огорчается она, что где-то пренебрегала подмазать. Настасья волнуется о убежавшей кошке, с которой в транспорт не пустят, и просит Дарью её подкормить, не думая о том, что быстро и соседка отсюда отправится совершенно. И кошки, и собаки, и каждый предмет, и избы, и вся деревня как живы для тех, кто в их всю жизнь от рождения прожил. А раз приходится уезжать, то необходимо все прибрать, как убирают для проводов на тот свет мертвеца. И желая ритуалы и церковь для поколения Дарьи и Настасьи есть отдельно, ритуалы не забыты и существуют в душах святых и безгрешных.