К.Чапек басни помогите рассказ безотлагательно!!!

Брым утром, - горланит из собственного гнезда на сосне
темный дрозд, обращаясь к другу-воробью, который живет в
водосточной трубе. - Уж пора.
- Чик, чик, чирик, - отвечает тот. - Пора лететь, мошек
ловить, чтоб было что есть, да?
- Правильно, верно, - ворчит голубь на крыше. - Просто беда,
братец. Мало зерен, малюсенько зерен.
- Так, так, - подтверждает воробей, вылезая из-под
одеяла. - А все автомобили, знаешь? Пока ездили на
лошадях, всюду было зерно, - а теперь? А сейчас автомобиль
пропархал - на дороге ничего. Нет, нет, нет!
- Только вонь, только вонь, - воркует голубь. - Поганая
жизнь, брр! Придется, видно, закрывать лавочку.
Кутишь-кутишь, воркуешь-воркуешь, а что за весь труд
выручил? Горстки зерна не наберешь. Прямо ужас!
- А ты мыслишь, воробьям лучше? - недовольно топорщится
воробей. - По совести сказать, кабы не семья, я бы отсюда -
фю-ить!
- Как твой родич из Дейвице? - откликается невидный в
гуще ветвей крапивник.
- Из Дейвице?.. - переспросил воробей. - Там у меня
знакомый есть, Филиппом зовут.
- Это не тот, - произнес крапивник. - Того, что улетел,
звали Пепик. Таковой взъерошенный был воробышек, постоянно
немытый-нечесаный; и целый денек бранился: в Дейвице, мол,
скука смертная... Иные птицы зимовать на юг улетают, на
Ривьеру либо в Египет: скворцы, к примеру, аисты, ласточки,
соловьи. Только воробей всю жизнь в Дейвице торчит. "Я
этого так не оставлю, - покрикивал воробей по имени Пепик.
- Если может лететь в Египет какая-нибудь ласточка, что на
уголке живет, почему бы и мне, милые, не полететь? Так и
знайте, непременно полечу, только вот упакую свою зубную
щетку, ночную рубаху да ракетку с мячами, чтоб там в
теннис играть. Увидите, как я всех в теннис обставлю. Я
ведь ловок, хитер: буду делать вид, словно кидаю мяч, а
вместо мяча сам полечу и, если меня трахнут ракеткой, я от
их упорхну или убегу - прочь! прочь! прочь! А как
только всех обыграю, куплю Вальдштейнский дворец и устрою
там на крыше себе гнездо, да не из обычной травы, а из
рисовой и из майорана, дягиля, морской травки, конского
волоса и беличьих хвостов. Вот как!" Так рассуждал этот
воробышек и каждое утро поднимал шум, что сыт этими самыми
Дейвице по горло и обязательно полетит на Ривьеру.
- И полетел? - спросил темный дрозд на сосне.
- Полетел, - продолжал в чаще веток крапивник. - В один
прекрасный день ни свет ни заря - пустился на юг. А только
воробьи никогда на юг не улетают и не знают туда дороги. И
у этого воробья, Пепика, то ли крылья кратки оказались, то
ли геллеров не хватило, чтоб переночевать в трактире;
воробьи, разумеете, спокон веков - пролетарии: целый день
знай взад и вперед пролетают. Кратче разговаривая, воробей Пепик
долетел только до Кардашовой Ржечице, а дальше не мог: ни
гроша в кармашке. И уж тому был радехонек, что воробьиный
предводитель в Кардашовой Ржечице произнес ему по-дружески:
"Эх, ты, бездельник, шатун бесполезный. Мыслишь, у нас в
Кардашовой Ржечице на каждого голодранца,
бродяжки-подмастерья, сезонника, а то и беглого вволю
конских яблок да катышков приготовлено? Если хочешь, чтоб
для тебя позволили тормознуть в Кардашовой Ржечице, не смей
клевать ни на площади, ни перед трактиром, ни на шоссе, как
мы, здешние старожилы, а только за гумнами. А для
устройства жилья выделяется для тебя из казенных запасов клочек
травы в сарае под номером 50 семь. Сейчас подпиши
вот это заявление о прописке и убирайся, чтобы я тебя больше
не лицезрел".