даю 68 балов!!!!!!! чуму учит притча Гензель и Гретель?

Якоб и Вильгельм Гримм услышали Гензель и Гретель со слов Дортхен Вильд (нем.), супруги Вильгельма, издав сказку в своём сборнике 1812 года[1]. В этой истории дровосек и его супруга  био родители и вкупе разделяют вину за отказ от собственных деток. Были сделаны догадки[2][3], что истоки басни лежат в периоде Великого голода (13151317), когда оставление малышей на волю судьбы и дажеканнибализм были распространёнными явлениями (или, по последней мере, широко распространёнными слухами). В более поздних выпусках были изготовлены некоторые маленькие пересмотры: супруга становится мачехой, а дровосек выступает против планов своей супруги оставить детей, сделаны религиозные вставки[1].

Фольклористы Иона и Питер Опи в Классических Сказках (1974) указывают, что Гензель и Гретель принадлежат к группе европейских историй, неподражаемо модных в Балтийском регионе, где рассказывается о детях, врущих каннибалов, в руки которых они ненамеренно попали. Рассказ имеет сходство с первой половиной басни Мальчишка-с-пальчик (1697) Шарля Перрои сказки Умный Пепел (1721) Мадам дОнуа. В обоих рассказах оставленные детки отмечают оборотную дорогу домой. В Разумном Пепле, Опи отмечают, героиня спаливает великана, пихая его в духовку в подобной же манере. Языковед и фольклорист Эдвард Вайда представил, что эти истории представляют отзвук ритуала инициации, имеющегося в прото-индоевропейском сообществе[4].

Дом, изготовленный из сладостей, найден в рукописи 14-го столетия о сказочной стране Кокань[5]. Также у древних римлян существовал обычай печь домики из сдобного теста, которые ставили в семейный алтарь. В течение 1-2 дней домик съедали, что символизировало единение с всевышними.

В Аннотируемых Традиционных БасняхМария Татар примечает, что погибель ведьмы в печи была прочитана как предсказание ужасов Третьего Рейха. Так как колдунья нередко изображается со стереотипными еврейскими особенностями, особенно на иллюстрации двадцатого века, сцена её смерти становится тем более наизловещей. Татар замечает, что поэтесса Энн Секстон, переписывая Гензель и Гретель, обрисовала отказ от детей как конечное решение[1].

Макс Люти замечает, что мама или мачеха помирает, когда детки убили колдунью, намекая, что мать либо мачеха и ведьма  практически, та же самая дама, либо по последней мере сильно идентичны[6]. Кроме выдвижения на первый план опасности для малышей (так же как их собственного ума), в басне вместе с тем выслеживается тема заботы о пропитании: мать или мачеха желает избежать голода, в то же время колдунья имеет дом, построенный из сладостей, чтобы совратить и съесть малышей[1].

Под опасностью голода отец 2-ух деток, мальчугана и девченки, поддаётся уговорам 2-ой супруги избавиться от малышей и заводит их в лес (ему удается это со второго раза). Детки же, подслушав разговор родителей, принимают необходимые меры к своему спасению. Первый раз Гензель бросает на дорогу камешки, которых заранее набрал полные карманы. По этой примете детки ворачиваются домой. 2-ой раз набрать камни не удаётся из-за коварства мачехи, и Гензель кидает на дорогу хлебные крошки, которые склёвывают лесные птицы. Заблудившись в почаще, Гензель и Гретель идут вослед за белой птичкой и набредают на пряничный дом (из хлеба, с крышей из пряников и окнами из сахара), где попадаются в ловушку колдуньи, которая ест малышей. Брата колдунья сажает в клеточку, а сестра под опасностями старушенции в течение четырёх недель откармливает его на съедение; Гензель обманывает подслеповатую ведьму с поддержкою косточки, выдавая её за собственный худосочный палец. Не в мощах более вытерпеть, злодейка желает живьём зажарить Гретель, но девченка, проявив находчивость, убивает колдунью, заперев её в духовке печи. Обобрав дом мёртвой, сожжённой дотла ведьмы, детки пробуют добраться до дома отца. Переплыть широкую реку им помогает уточка, а дальше они выяснят дорогу по лесным приметам. За время их неимения мачеха умерла по неведомым причинам. А украденных в доме колдуньи драгоценностей хватает на последующую жизнь в достатке.