короткое описание рассказ Гаврош

Когда-то, много лет назад, Париж был полон бескровных деток, как лес полон птичек. Птичек зовут воробьями, ребят звали гаменами.

Это были мальчуганы от 7 до одиннадцати лет. Жили они обычно стайками. Их предки, замученные нищетой и тягостным трудом, не могли, а иногда и не желали беспокоиться о их. Но гамены не унывали. Обедали они не каждый денек, зато каждый денек, если им хотелось, пробирались в театр. На теле у их иногда не бывало рубашки, на ногах башмаков, над головой не было крыши. Они целыми деньками бродили по улицам, ночевали где попало. Одеты они были в ветхие отцовские штаны, которые волоклись по земле. Голову им покрывала чья-нибудь ветхая шапка, сползавшая на самый нос.

тобы попасть в компанию парижских гаменов, надобно было иметь немалые награды. Один, к примеру, был в великом почёте за то, что лицезрел, как человек упал с колокольни, иной за то, что на его очах опрокинулся дилижанс,[Дилижанс многоместная карета для перевозки почты и пассажиров.] третий поэтому, что был знаком с бойцом, который чуток не выколол глаза какому-то главному хозяину.

Сильные кулаки очень ценились у их. Гамен обожал прихвастнуть: Вон какой я силач, взгляни-ка! Всякий, кому приключалось порезаться очень глубоко, до кости, числился героем. Левше все очень завидовали. Косой воспользовался великим уважением.

У гаменов посещали неизменные стычки с полицейскими, которые устраивали по ночам облавы на малюсеньких бродяг. Потому-то гамен знал всех полицейских в личико и по имени. Он изучил их повадки, для каждого подобрал прозвище: Такой-то предатель, таковой-то злюка, тот гигант, а тот чудак. Вот этот придумывает, что Новый мост принадлежит ему одному, и не даёт человеку гулять по выступу за перилами моста, а тот любит драть людей за уши

Парижский гамен посещал уважительным, но бывал и дерзостным насмешником. У него были гадкие, гнилостные зубы, поэтому что он плохо и малюсенько ел, и хорошие, ясные глаза, поэтому что он много думал.

МАЛЕНЬКИЙ ГАВРОШ

В те времена на бульваре Тампль можно было нередко встретить мальчугана лет одиннадцати-двенадцати, истинного гамена. На нём были длинные мужские брюки и женская кофточка. Но брюки были не отцовские, а кофточка не материнская. Чужие люди из жалости одели его в эти лохмотья.

А были у него и отец и мама. Но отец о нём не беспокоился, а мама его не обожала, так что его смело можно было именовать сиротой. Привольно он ощущал себя только на улице. Это был бледный и больной мальчишка, но проворный, ловкий, смышлёный и большой шутник. Он непрерывно был в движении: бродил, распевая песенки, по улицам, рылся в сточных канавах, крал понемножку, но просто и забавно, как крадут кошки либо воробышки, смеялся, когда его нарекали шалопаем, и гневался, когда его бранили бродягой.

У него не было ни крова, ни хлеба, некоторому было пригреть и приголубить его, но он не тосковал. Однако, как ни был он заброшен, ему всё-таки время от времени прибывало в голову: Пойду повидаю мама. Он расставался с обыкновенными местами, с гулкими площадями, бульварами, опускался к набережным, переходил мосты и в конце концов добирался до предместья, населённого беднотой.

Там, в убогой лачуге, жила семья весёлого мальчика. Он прибывал, лицезрел вокруг горе и нужду, но что всего грустнее он не лицезрел тут ни одной вежливой усмешки; холоден был пустой очаг, и холодны были сердца. Когда он возникал, его спрашивали: Откуда ты? Он отвечал: С улицы. Когда он уходил, его спрашивали: Куда ты? На улицу, отвечал он. А мама горланила ему вослед: И что для тебя здесь было необходимо?

Мальчишка жил, не видя любви и заботы, точно тусклая трава, которая растёт в погребах. Он не страдал от этого и никого не обвинял. Он даже не знал точно, какие должны быть отец и мама. Мы позабыли сказать, что на бульваре Тампль этого гамена прозвали Гаврош.