астафьев весений полуостров чему учит

Пароход миновал Осиновский порог, и сходу Енисей сделался обширнее, раздольней, а вышина берегов вульгарна на убыль. Чем шире становился Енисей, тем поло-же делались берега, стихало течение, река усмирялась, катила воды без гула и суеты.
Я один стоял на носу парохода и, счастливо успокоенный, смотрел на родную реку, вдыхал прохладу белоснежной, тихой ночи. Нос парохода время от времени так глубоко зарывался в воду, что брызги долетали до меня. Я слизывал с губ капли и бранил себя за то, что так долго не был на своей отчизне, суетился, работал, болел и ездил по чужим краям. Для чего?
Пароход шел по Енисею, разрезая, как студень, реку, светлую ночь и тишину ее.
Все на пароходе почивали. Не дремал лишь сам пароход, управляющий не дремал, и я не почивал.
Я ожидал солнце. Оно с час вспять укатилось в лес и зависло в верхушках его. Туман поднялся над рекою, выступил по логам и распадкам, окурил берега. Он был недолговечен и труслив, этот летний туман, и пароходу идти не мешал. Вот-вот после краткой дремы оттолкнется солнце от острых вершин леса, взойдет над голубыми хребтами и спугнет туманы. Они потянутся под срез тенистых берегов, заползут в гущу леса и там падут росою на травки и листья, на пески и прибрежный камешник. И кончится так и не начавшаяся ночь. Днем-то я и увидел впереди полуостров. В середине его много грудились горы, меж скал темнели кедрачи, местами выгоревшие, а внизу острова кипел верхушками лес.
Берега ясные, в сочной зелени так посещает тут в конце весны и в начале лета, когда бушует везде разнотравье, полыхают непостижимо ясные цветы Сибири. В середине лета, к сенокосу, цветочки осыпаются и листья на деревьях меркнут.
Но на подоле острова жива лента зелени! Это только что распустившийся гусятник и низенький хвощ. За ними голубая полоса, окропленная розовыми и пламенными брызгами. Зацветают колокольчики, жарки, кукушкины слезки, дикий мак. Везде по Сибири они отцвели и семя уронили, а тут...
Весна на полуострове! Весна!..
Я побежал на корму парохода, я торопился. Полуостров все удалялся, удалялся, а мне хотелось насмотреться на нечаянно встреченную весну!
Полуостров зарябил птичьим косяком, задрожал в солнечном блике, свалился на ребро и затонул вдалеке.
Я долго стоял на палубе и находил очами таковой же полуостров. Встречалось много островов, одиноких и цепью, но весеннего больше не попадалось. Тот полуостров оставался длинно под водою, и когда обсохли его берега, везде уже было лето и все отцвело, а он не мог без весны и забушевал, зацвел яркой радугой среди реки, и ничто не могло сдержать пиршества природы. Она радовалась, буянила, не соблюдая никаких сроков.
Вспоминая о вешнем полуострове, я думаю и о нас, людях. Ведь к каждому человеку поздно либо рано прибывает своя весна. В каком виде, в каком цвете не важно. Основное, что она прибывает.