Помогите пожалуйста!М. М. Зощенкорассказы:1)"Находка"2)"Слабенькая тара"Основные герои?О чем

Ныне взяток не берут. Это ранее шагу лельзя было шагнуть без того, чтоб не дать либо не брать.
А ныне характер у людей сильно поменялся к лучшему.
Взяток, вправду, не берут.
Давеча мы отправляли с товарной станции груз.
У нас тетка от гриппа померла и в духовном завещании приказывала выслать ейные там простыни и прочие мещанские вещицы в провинцию, к родственникам со стороны супруги.
Вот стоим мы на вокзале и лицезреем такую картину, в духе Рафаэля.
Будка для приема груза. Очередь, конечно. Десятичные метрические весы. Весовщик за ними. Весовщик, такой в высшей ступени добропорядочный служащий, быстро говорит, числа, записывает, прикладывает гирьки, клеит ярлыки и дает объяснения.
Только и слышен его красивый глас: Сорок. Сто 20. 50. Сымайте. Берите. Отойдите... Не станови сюда, балда, становн на эту сторону.
Такая приятная картина труда и прытких темпов.
Только вдруг мы подмечаем, что при всей красе работы весовщик очень уж требовательный законник. Очень уж он соблюдает интересы граждан и страны. Ну, не каждому, но через два-три человека он непременно отказывает груз принимать. Чуть расхлябанная тара, он ее не берет. Желая видать, что сострадает.
Которые с расхлябанной тарой, те, окончательно, вздыхают, ахают и мучаются. Весовщик говорит: Заместо мучений укрепите вашу тару. Тут где-то шляется человек с гвоздями. Пущай он для вас укрепит. Пущай сюда пару гвоздиков вобьет и пущай проволокой подтянет. И тогда подходите без очереди, я приму.
Вправду правильно: стоит человек за будкой. В руках у него гвозди и молоток. Он работает в поте личика и укрепляет желающим слабую тару. И которым отказали, те глядят на него с мольбой и предлагают ему свою дружбу и средства за это самое.
Но вот доходит очередь до одного гражданина. Он таковой белокурый, в очках. Он не интеллигент, но близорукий. У него, видать, трахома на глазах. Вот он надел очки, чтоб его было хуже видать. А может быть, он служит на оптическом заводе, и там даром раздают очки.
Вот он становит свои 6 ящиков на метрические десятичные весы.
Весовщик осматривает его 6 ящиков и разговаривает: Слабенькая тара. Не пойдет. Сымай назад. Который в очках, услышав эти слова, абсолютно упадает духом. А перед тем, как упасть духом, до того набрасывается на весовщика, что дело почти доходит до зубочистки. Который в очках кричит: Да что ты, собака, со мной делаешь! Я, говорит, не свои ящики отправляю. Я, разговаривает, отправляю государственные ящики с оптического завода. Куда я сейчас с ящиками сунусь? Где я найду подводу? Откуда я возьму 100 рублей, чтоб везти назад? Отвечай, собака, или я из тебя котлетку сделаю! Весовщик говорит: А я почем знаю? И при этом делает рукой в сторону.
Тот, по близорукости своего зрения и по причине запотевших стекол, принимает этот жест за что-то иное. Он вспыхивает, чего-то вспоминает, издавна позабытое, роется в собственных кармашках и выгребает оттуда рублей восемь средств, все рублями. И желает их подать весовщику.
Тогда весовщик краснеет от этого вида средств. Он кричит: Это как понимать? Не хочешь ли ты мне, очкастая кобыла, взятку дать?! Который в очках сразу, окончательно, разумеет весь позор собственного положения.
Нет, разговаривает, я средства вытащил просто так. Желал, чтобы вы их подержали, покуда я сыму ящики с весов.
Он абсолютно теряется, несет сущий вздор, принимается оправдываться и даже, видать, согласен, чтоб его стукнули по роже.
Весовщик разговаривает: Постыдно. Тут взяток не берут. Сымайте свои 6 ящиков с весов, они мне дословно студят душу. Но, поскольку это муниципальные ящики, обратитесь вот до того рабочего, он для вас укрепит слабенькую тару. А что дотрагивается средств, то благодарите судьбу, что у меня мало медли вожжаться с вами.
Тем не наименее он зовет еще 1-го служащего и говорит ему голосом, только что перенесшим оскорбление: Понимаете, на данный момент мне желали взятку дать. Разумеете, какой бред. Я сожалею, что поспешил и для виду не взял деньги, а то сейчас тяжело доказывать.
Иной служащий отвечает: Да, это жалко. Надобно было развернуть историю. Пущай не могут думать, что у нас по-прежнему рыльце в пушку.
Который в очках, совершенно сопревший, копается со своими ящиками. Их ему усиливают, приводят в христианский вид и опять волокут на весы.
Тогда мне начинает казаться, что у меня тоже слабая тара.
И, покуда до меня не дошла очередь, я подхожу к рабочему и прошу его на всякий случай укрепить мою непонятную тару. Он спрашивает с меня восемь рублей. Я говорю: Что вы, разговариваю, обалдели, восемь рублей брать за три гвоздя.
Он мне разговаривает интимным гласом: Это правильно, я бы для вас и за трояк сделал, но разговаривает, войдите в мое пиковое положение мне же надобно делиться вот с этим крокодилом.
Тут я начинаю разуметь всю механику.