Эпизоды с Бородатым в провести Тарас Бульба

3 глава

                                                          III

Уже около недели Тарас Бульба жил с отпрысками своими на Сечи. Остап и Андрий малюсенько занимались военною школою. Сечь не обожала затруднять себя военными упражнениями и утрачивать время; юношество воспитывалось и создавалось в ней одним опытом, в самом азарту битв, которые оттого были практически беспрерывны. Промежутки козаки почитали кислым занимать изучением какой-нибудь дисциплины, кроме разве стрельбы в цель да иногда конной скачки и гоньбы за зверьком в степях и лугах; все прочее время отдавалось гульбе признаку широкого размета душевной воли. Вся Сечь представляла необычайное явление. Это было какое-то беспрерывное пиршество, бал, начавшийся шумно и потерявший конец собственный. Некоторые занимались ремеслами, другие держали лавочки и вели торговлю; но большая часть гуляла с утра до вечера, если в кармашках звучала возможность и добытое добросердечно не перебежало еще в руки торгашей и шинкарей. Это общее пиршество имело в для себя что-то околдовывающее. Оно не было сборищем бражников, нахлеставшихся с пламенея, но было просто яростное разгулье веселости. Всякий приходящий сюда позабывал и бросал все, что дотоле его занимало. Он, можно сказать, плевал на свое прошедшее и беспечно предавался воле и товариществу таких же, как сам, гуляк, не имевших ни родных, ни угла, ни семейства, не считая свободного неба и вечного пира души своей. Это производило ту яростную веселость, которая не могла бы родиться ни из какого иного источника. Рассказы и болтовня посреди собравшейся толпы, лениво почивавшей на земле, часто так были смешны и дышали такою силою живого рассказа, что необходимо было иметь всю равнодушную внешность запорожца, чтоб сохранять недвижное выражение лица, не моргнув даже усом, резкая черта, которою отличается поныне от других братьев собственных южный россиянин. Веселость была пьяна, шумна, но при всем том это не был черный кабак, где мрачно-извращающим весельем забывается человек; это был узкий круг школьных друзей. Разница была только в том, что заместо сиденья за указкой и пошлых толков учителя они производили набег на 5 тыщах жеребцов; заместо луга, где играют в мяч, у их были неохраняемые, неосторожные границы, в виду которых татарин выказывал быструю свою голову и бездвижно, сурово смотрел турок в зеленоватой чалме собственной. Разница та, что заместо насильственной воли, соединившей их в школе, они сами собою кинули отцов и матерей и бегали из родительских домов; что тут были те, у которых теснее моталась около шейки веревка и которые заместо белой погибели увидели жизнь и жизнь во всем разгуле; что тут были те, которые, по благородному обычаю, не могли удержать в кармане собственном копейки; что тут были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, кармашки можно было выворотить без всякого опаски что-нибудь выронить. Здесь были все бурсаки, не терпевшие академических лоз и не вынесшие из школы ни одной буковкы; но вкупе с ними здесь были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и Римская республика. Здесь было много тех офицеров, которые позже отличались в королевских войсках; здесь было огромное количество образовавшихся опытных партизанов, которые имели благородное убеждение думать, что все одинаково, где бы ни вести войну, только бы воевать, потому что неблагопристойно добропорядочному человеку быть без битвы. Много было и таких, которые пришли на Сечь с тем, чтоб потом сказать, что они были на Сечи и теснее закаленные рыцари. Но кого здесь не было? Эта странная республика была конкретно потребностию того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое время могли отыскать тут работу. Одни только обожатели дам не могли отыскать тут ничего, потому что даже в предместье Сечи не неустрашима показываться ни одна дама.