1-ые две строфы стихотворения насыщены "жаркой лексикой". Какие образные переклички она

На заре ты её не буди... (1842). Давайте попробуем прочесть стихотворение вкупе, строфа за строфой.  

На заре ты её не буди,  

На заре она сладко так дремлет;  

Утро дышит у ней на груди,  

Ясно пышет на ямках ланит.  

Начальноечетверостишие творит образ сладостный, спокойный. В первых двухстроках повторяется зачин (такое единоначатие называют анафорой) Назаре.. . на заре... . Во втором двустишии добавлена внутренняя рифма:Утро дышит.. . Ярко пышет... . Появляется усыпляющий, усыпляющий ритм,стихи раскачиваются подобно качелям. И не до конца понятно, кто жеобращается к стихотворцу (На заре ты её не буди... ). Либо сам поэт к кому-тообращается? Размытость, расплывчатость очертаний этого незримогособеседника как нельзя лучше подходит к общему тону строфы, к образукрасоты, присутствующей в покое.  

Но уже последующая строфа заносит в эту гармонию беспокойную нотку:  

И подушка её горяча,  

И горяч утомительный сон,  

И, чернеясь, бегают на плеча  

Косы лентой с обеих сторон.  

Есличитать стихи, обращая внимание только на слова, то только один эпитет мучительный противоречит общему смыслу произнесенного в первомчетверостишии. Сон кросотки, который со стороны кажется сладостным (Назаре она сладко так почивает), для неё самой утомителен. Мы на секундупокидаем точку зрения поэта-собеседника и встаём на точку зрениягероини. Но только на секунду; все другие образы четверостишияописывают её снаружи, со стороны. И осознать, почему же сладкий сон такутомителен, мы пока не можем.  

Зато можем сделать то, что причтении стихов делать непременно, обратим внимание не только на слова,но и на поэтический синтаксис, и на звукопись, и на ритмическоедыхание. И тогда обнаружится нечто очень занимательное. В первой строфе небыло ни одного звука ч, а во 2-ой этот звук взрывается четыре разакряду, как тревожный раскат грома: горяЧа.. . горяЧа.. . Чернеясь.. .плеЧа. В первой строфе повторы творили усыпляющий настрой, во второйанафорический зачин (И.. . И.. . И... ) звучит взволнованно, сердито,практически строго.  

И вот мы переходим к третьей и четвёртой строфам:  

А вчера у окна ввечеру  

Длинно-длинно посиживала она  

И следила по тучам игру,  

Что, скользя, затевала луна.  

И чем ярче игралась луна,  

И чем громче свистал соловей,  

Всё бледней становилась она,  

Сердечко билось больней и больней.  

Драматическоезвучание стихотворения резко усиливается. Тема мучения сначала тесниттему красоты, а затем увязывается с ней в неразрывный узел. Мы незнаем, от чего мучается кросотка в той жизни, от которой её спасаетсон. От неразделённой любви, от измены? Но это страдание безысходно инеизбежно. И чем горестнее бледность, которая покрывала её щёки, темярче румянец, который играет на её ланитах во сне. Да и он невсесилен: мученье проникает в сердцевину сна, делает его мучительным а румянец лишь стороннему наблюдающему кажется нежным, на самом деле онгорячечный, больной.. .  

Звукопись, которая была намечена вовторой строфе, в третьей и четвёртой только усиливается. Вновь взрывныеч замыкаются по концам строки, как полюса в электрической цепи, имежду ними искрит чувство боли: А ВЧера у окна ВВеЧеру. И повторывновь призваны помножить чувство драматической безысходности:Длинно-длинно.. . И чем ярче.. . И чем звучнее.. . Всё бледней.. . больнейи больней.  

И вот теперь нам предстоит ещё раз вернуться ктемам, намеченным в первой безмятежной строфе. Фет сознательноиспользует кольцевую композицию, повторяя в конце образы,использованные в начале стихотворения:  

Оттого-то на юной груди,  

На ланитах так утро горит.  

Не буди ж ты её, не буди.. .  

На заре она сладостно так спит!  

Слова практически все те же, а вот смысл их на сто процентов изменился! Почему негодно будить кросотку? Совсем не потому, что наслаждаться ею отрадно. Апотому, что пробуждение сулит ей новое мучение, гораздо болеесильное, чем то, которое просочилось в её мучительное сновидение.. .