водгук на твор "цха па мяккай травке" дам много баллов

Ответ:Спи, бедняга!

Горьковатые нотки нередко звучат в штатской лирике Богдановича, но это не горечь безнадежности. Преемнику Богушевича, современнику Тетки, Купалы, Коласа был знаком путь борьбы. Как и многие иные белорусские стихотворцы, Богданович, вступая в литературу, опубликовал собственного рода поэтическую декларацию аллегорию Музыкант. Он выложил тут свои взоры на роль и предназначение искусства. Жил на свете музыкант. Много прогуливался он по земле и все играл на скрипке. И рыдала в его руках скрипка, и такая была в его музыке тоска, что за сердце хватала!.. Вопит скрипка, льют люди слезы, а музыкант стоит и выводит еще печальней, еще печальней. И хворало сердечко, и подступали к очам слезы.

Но посещало и по-иному: Музыкант словно вырастал в очах людей, и тогда играл сильно, звучно: гудят струны бас, как гром, гудит и грозно будит ото сна, зовет народ. И люди поднимали склоненные головы, и гневом большим блестели их глаза. Тогда бледнели и тряслись как в лихорадке, и скрывались со ужасу, словно гадюки, все обидчики народа. Много их хотело покупать у музыканта скрипку его, но он не продал ее никому. И продолжал он ходить посреди бедного люда и музыкой собственной будил от тягостного сна[35].

Смысл иносказания очень прозрачен: автор выражает надежду, что торжество реакции временное, что появятся новые поколения бойцов за свободу. Он видит высочайшее назначение поэта в том, чтоб будить люд, яростной песней подымать массы на борьбу против угнетения. Так, в первом же своем литературном выступлении Богданович заявил о верности традициям революционно-демократической поэзии. Об ориентации на эти традиции свидетельствуют и аллегория Апокриф, и стихотворения поэта различных лет. Написанное в 1910 году стихотворение Дождь в поле, и холод, и темнота развивает тему штатского длинна стихотворца:

Следует увидеть, что буржуазно-националистическая критика упрямо зачисляла его по ведомству чистой поэзии. Как знаменито, редакция Нашей нивы была неоднородной по собственному составу на страничках единственной белорусской газеты выступали и писатели-демократы во главе с Купалой и Коласом, и писатели буржуазного националистического лагеря. Буржуазные публицисты Нашей нивы всячески пробовали обосновать, что белорусская литература явление бесклассовое, что существует единая белорусская цивилизация и единичное движение белорусского восстановленья. Рвение представить развитие белорусской литературы в виде лишенного противоречий и борьбы единого потока приводило к насквозь липовым, заранее неправильным литературным оценкам. Довелось это ощутить на себе и Богдановичу.  Его душа, замкнутая в для себя, живет в каком-то приятелем, необыкновенном мире в мире незапятанной красоты и настоящей поэзии, и только через нее смотрит на нашу жизнь.

Но творчество стихотворца никак не укладывалось в такую концепцию, да и сам Богданович отнюдь не склонен был ее поддерживать. Занимательно вспомнить в этой связи о реакции Богдановича на статью Нашей нивы. В 1924 году было впервые размещено стихотворение Богдановича Пану Антону Новине на память от автора:

В примечании к публикации сообщалось, что эту дарственную надпись Богданович сделал на том экземпляре собственного сборника, который послал Антону Новине, напечатавшему о Венке в 1914 году критичную статью в Нашей ниве. Таким образом был раскрыт псевдоним Г. Б.: выяснилось, что создатель статьи о сборнике Богдановича Антон Луцкевич (Новина его псевдоним), буржуазный националист, одна из основных фигур в редакции Нашей нивы. В дарственной надписи, в которой Богданович выражает свою признательность автору хвалебного отклика о Венке, в очень роскошной форме высказано несогласие с главным тезисом статьи Певец чистой красоты. Говоря об осколках дерева, превращаемых в цветочки, и о том, что эта японская потеха припомнилась ему, когда он читал статью о Венке, Богданович светло дает осознать, что зачисление его в певцы чистой поэзии кажется ему произвольным перевоплощением.

В