почему рассказ Ванька не забавной?

Рассказ "Ванька" А. П. Чехова известен, кажется, всей читающей Рф. Написанный в 1886, он с начала прошлого века заходит в многочисленные "Книги для чтения" и школьные учебники. Как нередко происходит в таких случаях, поверхностно понятое "содержание" совершенно затемняет смысловые глубины и семантические перспективы творенья. Недалекому читателю очень легко редуцировать смысл чеховского шедевра до юмористической сценки в сапожной мастерской. 

"О чем" же рассказ? Как словно он о тяжкой доле мальчика "в людях". Над ним измываются подмастерья, его колотят и не подкармливают хозяева, ему не дает почивать хозяйский "ребятянок" и т. п. Сразу рассказ как словно и о наивности самого героя, не умеющего верно написать адресок на конверте, в сознании которого "необыкновенно юркий и подвижный старикашка... с вечно смеющимся личиком и опьяненными очами" является вожделенным избавителем. Таким образом, изображение и "жертвы" и ее "истязателей" обязано, казалось бы, вызвать гнетущую атмосферу "идиотизма" российской жизни, если несколько перефразировать социал-демократического классика. 

Как теснее отмечено нами, рассказ "Ванька" впервые был опубликован в "Петербургской газете" 25 декабря и конкретно в отделе "Рождественские рассказы". Теснее этот контекст задает соответствующий "диалогизирующий фон... восприятия" текста, определенные границы адекватных чтений творенья за которыми начинается эссеистическое и публицистическое фантазирование на тему "что будет далее", далекое от филологии. 

При кажущейся "простоте" рассказ имеет очень трудную композицию. Письмо Ваньки Жукова несколько раз прерывается то мемуарами героя, то репликами повествователя, то известным пейзажным описанием: 

"А погода прекрасная. Воздух тих, прозрачен и свежайш. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посеребренные инеем, сугробы. Все небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так светло, как словно его перед праздником промыли и потерли снегом... ". 

За шутливым предположением в заключительней фразе мерцает представление о сотворенности Божьего мира, о тайном присутствии Творца, о праздничности рождественского космоса, однако оно подается в чисто чеховской, несколько иронической стилистике. К примеру, и в пасхальном рассказе "Святою ночью" подчеркивается совершенно особое состояние неба: 

"Мир освещался звездами, которые всплошную усыпали все небо. Не помню, когда в иное время я лицезрел столько звезд. Дословно некуда было пальцем ткнуть. Здесь были большие, как гусиное яйцо, и маленькие, с конопляное зерно... Ради праздничного парада вышли они на небо все до одной, от малюсенька до велика, умытые, освеженные, радостные, и все до одной тихо шевелили своими лучами". 

Очень главна деталь предметного мира этого творенья: окно, в которое смотрит Ванька и в котором "мелькало отражение его свечки". Конкретно после этого словесного кадра изображения начинается описание деревенского комфорта, куда всей душой устремляется тоскующий Ванька. Таким образом, уже в этом месте внешне шутливого текста можно разговаривать о возникновении собственного рода фантастического заоконного места, куда полностью реально устремляется мысль героя. 

Это место представляет собой целый многоцветный мир -- во многом более реальный, чем окружающая героя в Москве опостылевшая ему сапожная мастерская. Например, при описании этого мира часто употребляются глаголы настоящего медли, тогда как в "городском" пространстве доминирует прошедшее время.