Миша Пришвин полуостров спасения план рассказа дам 100 баллов

Недолго пришлось нам дожидаться разлива. В одну ночь после сильного, очень теплого дождика воды прибавилось сходу на метр, и отчего-то невидимый ранее город Кострома с белоснежными зданиями показался так отчетливо, будто ранее он был под водой и только теперь из-под нее вышел на свет. Тоже и горный сберегал Волги, ранее терявшийся в снежной белизне, сейчас возвышался над водой, желтоватый от глины и песка. Несколько деревень на холмах были кругом обойдены водой и торчали, как муравейники.

На большом разливе Волги там и тут виднелись копеечки незалитой земли, время от времени нагие, иногда с кустарником, иногда с высочайшими деревьями. Практически ко всем этим копеечкам жались утки различных пород, и на одной косе длинным рядом, один к одному, гляделись в воду гуси-гуменники. Там, где земля была совершенно затоплена и от былого леса торчали только вершинки, как частая шерсть, везде эти шерстинки покрывались различными зверьками. Зверьки время от времени посиживали на ветках так густо, что обычная какая-нибудь веточка ветлы становилась схожа на гроздь темного большого винограда.

Водяная крыса плыла к нам, наверное, очень издалека и, усталая, прислонилась к ольховой веточке. Легкое волнение воды пыталось оторвать крысу от ее пристани. Тогда она поднялась немножко по стволу, села на развилочку.

Здесь она крепко устроилась: вода не доставала ее. Только иногда большая волна, "девятый вал", касалась ее хвоста, и от этих прикосновений в воде рождались и уплывали кружочки.

А на довольно-таки большом дереве, стоящем, наверно, под водой на высочайшем пригорке, сидела алчная, голодная ворона и выискивала для себя добычу. Невероятно бы ей было углядеть в развилочке водяную крысу, но на волне от соприкосновения с хвостом плыли кружочки, и вот эти-то кружочки и выдали вороне местонахождение крысы. Здесь началась война не на животик, а на погибель.

Несколько раз от ударов клюва вороны крыса падала в воду, и вновь взбиралась на свою развилочку, и опять падала. И вот совершенно было теснее удалось вороне поймать свою жертву, но крыса не вожделела стать жертвой вороны.

Собрав заключительные силы, так ущипнула ворону, что из нее пух полетел, и так очень, словно ее дробью хватили. Ворона даже чуть не свалилась в воду и только с трудом справилась, ошалелая села на свое дерево и стала старательно оправлять свои перья, по-собственному подлечивать раны. Время от медли от боли собственной, вспоминая о крысе, она оглядывалась на нее с таким видом, будто сама себя спрашивала: "Что это за крыса такая? Словно так никогда со мной и не посещало!"

Меж тем водяная крыса после счастливого собственного удара совсем даже и забыла мыслить о вороне. Она стала навастривать бисерок своих глазок на хотимый наш сберегал.

Срезав для себя веточку, она взяла ее фронтальными лапками, как руками, и зубами стала грызть, а руками повертывать. Так она обглодала дочиста всю веточку и бросила ее в воду. Новейшую же срезанную веточку она не стала глодать, а прямо с ней спустилась вниз и поплыла и потащила веточку на буксире. Все это лицезрела, конечно, плотоядная ворона и сопровождала мужественную крысу до самого нашего берега.

Однажды мы посиживали у берега и следили, как из воды выходили землеройки, полевки, водяные крысы, и норки, и заюшки, и горностаюшки, и белки тоже сходу великий массой приплыли и все до одной держали хвостики вверх.

Каждую зверушку мы, как хозяева острова, встречали, воспринимали с схожем вниманием и, поглядев, пропускали бежать в то место, где полагается жить ее породе. Но бесполезно мы думали, что знаем всех наших гостей. Новое знакомство началось словами Зиночки.

- Поглядите, - произнесла она, - что же это делается с нашими утками!

Эти наши утки выведены от диких, и мы возили их для охоты: утки орут и подманивают бешеных селезней на выстрел.

Глянули на этих уток и видим, что они отчего-то стали много темнее и, основное, много толще.

- Отчего это? - стали мы гадать, додумываться.

И пошли за ответом на загадку к самим уткам. Тогда оказалось, что для бессчетного множества плывущих по воде в поисках спасения паучков, букашек и всяких насекомых наши утки были 2-мя островами, вожделенной сушей.

Они поднимались на плавающих уток в полной уверенности, что в конце концов-то достигнули надежного пристанища и опасное странствование их по водам кончено. И так их было много, что утки наши плотнели и плотнели приметно у нас на глазах.