рассказ "Коричневый волк"план 2 доли

Женщина вернулась надеть калоши, поэтому что травка была мокрая от росы, а когда она опять вышла на крыльцо, то увидела, что супруг, поджидая ее, залюбовался прелестным распускающимся бутоном миндаля и пренебрегал обо всем на свете. Она посмотрела по граням, выискала очами в высокой травке меж фруктовыми деревьями.

Где Волк? спросила она.

Только что был здесь.

Уолт Ирвин оторвался от собственных наблюдений над чудом цветущего мира и тоже огляделся кругом.

Мне помнится, я лицезрел, как он погнался за кроликом.

Волк! Волк! Сюда! позвала Медж.

И они пошли по усеянной восковыми колокольчиками дорожке, водящей вниз через заросли мансаниты, на проселочную дорогу.

Ирвин засунул для себя в рот оба мизинца, и его пронизывающий свист присоединился к зову Медж.

Она спешно заткнула уши и нетерпеливо поморщилась:

Фу! Такой утонченный поэт и вдруг издаешь такие гадкие звуки! У меня просто барабанные перепонки взрываются. Знаешь, ты, кажется, способен пересвистать уличного мальчишку.

А-а! Вот и Волк.

Среди густой зелени холма послышался треск сухих ветвей, и неожиданно на вышине сорока футов над ними, на краю отвесной горы, появилась голова и туловище Волка. Из-под его сильных, упершихся в землю фронтальных лап вырвался камень, и он, насторожив уши, внимательно смотрел за этим летящим вниз камнем, пока тот не свалился к их ногам. Тогда он перевел свой взор на хозяев и, оскалив зубы, обширно улыбнулся во всю пасть.

Волк! Волк! Милый Волк! сразу в один глас заорали ему снизу мужик и дама.

Услышав их голоса, пес прижал уши и растянул рожу вперед, будто давая погладить себя невидимой руке.

Позже Волк снова скрылся в почаще, а они, проводив его взором, пошли далее. Спустя несколько минут за поворотом, где спуск был более отлогий, он убежал к ним, сопровождаемый целой лавиной щебня и пыли. Волк был очень сдержан в проявлении собственных эмоций. Он дозволил мужчине потрепать себя разок за ушами, перетерпел от дамы несколько более длительное нежное поглаживание и умчался далековато вперед, будто скользя по земле, плавно, без всяких усилий, как истинный волк.

По сложению это был великий лесной волк, но расцветка шерсти и пятнышка на ней изобличали не волчью породу. Тут теснее очевидно сказывалась собачья стать. Ни у 1-го волка никто еще не лицезрел таковой расцветки. Это был пес, бурый с ног до головы мрачно-бурый, красно-коричневый, бурый всех цветов. Темно-коричневая шерсть на спине и на шейке, равномерно светлея, становилась практически желтой на чреве, чуточку как словно грязноватой из-за упрямо пробивающихся всюду бурых волосков. Белые пятнышка на груди, на лапах и над глазами тоже казались грязноватыми, там тоже находился этот неизгладимо-бурый оттенок. А глаза пламенели, словно два золотисто-бурых топаза.

Мужик и дама были очень привязаны к собственному псу. Может быть, потому, что им стоило большого труда захватить его размещение. Это оказалось нелегким делом с самого начала, когда он в первый раз неизвестно откуда появился около их махонького горного коттеджа. Изголодавшийся, с разбитыми в кровь лапами, он задушил зайчика у их на очах, под самыми их окнами, а потом чуть дотащился до ручья и улегся под кустиками темной смородины. Когда Уолт Ирвин спустился к ручью поглядеть на незваного гостя, он был встречен злостным рычанием. Таким же рычанием была встречена и Медж, когда она, пытаясь завязать миролюбивые дела, притащила псу громадную миску молока с хлебом.

Гость оказался очень непокладистого норова. Он пресекал все их дружественные пробы стоило только протянуть к нему руку, как обнажались строгие клыки и бурая шерсть вставала стоймя. Однако он не уходил от их ручья, дремал тут и ел все, что ему приносили, но только после того, как люди, поставив пищу на безопасном расстоянии, сами удалялись. Светло было, что он остается тут только потому, что не в состоянии двигаться.