как древние люди относились к мифам

Мир для первобытного человека был живым созданием. Эта жизнь проявлялась в персонах в человеке, зверьке и растении, в каждом явлении, с которым человек сталкивался, в ударе грома, в неизвестной лесной поляне, в камне, нежданно ударившем его, когда он спотыкнулся на охоте. Эти явления воспринимались как необыкновенный партнер, обладающий своей волей, личностными свойствами, а переживание столкновения подчиняло для себя не только связанные с этим поступки и чувства, но, не в наименьшей ступени, и сопутствующие идеи и изъяснения.

Итак, человек сталкивается с бытием окружающего мира и целостно переживает это взаимодействие: эмоции и творческое воображение вовлечены в него в той же мере, что и умственные возможности. Каждое событие обретает особенность, просит собственного описания и тем самым разъясненья. Сходственное единство возможно только в форме необыкновенного рассказа, подабающего образно воспроизвести и переживаемое событие и раскрыть его причинную обусловленность. Именно такой рассказ и имеют в виду, когда употребляют слово миф. Иными словами, рассказывая легенды, античные люди использовали принципно отличающиеся от обыкновенных нам способы описания и интерпретации. Роль абстрактного анализа игралось метафорическое отождествление. К примеру, современный человек говорит, что атмосферные изменения закончили засуху и вызвали дождь. Но 1-ые землепашцы Близкого Востока, наблюдая сходственное событие, внутренне переживали его абсолютно по другому. Им на помощь прилетела долгожданная птица Имдугуд, покрыла небо черными грозовыми тучами и пожрала Небесного быка, чье горячее дыхание спалило посевы. В этом рассказе (мифе) главное то единство, с каким переживается, а соответственно мыслится и описывается реальное взаимодействие старого человека и см природы. Люди говорят о событиях, от которых зависело само их существование. Они конкретно пережили столкновение 2-ух одухотворенных, как им казалось, сил: враждебной, губившей их сбор и грозившей тем самым их жизни, и иной, устрашающей (гром), но благожелательной к ним. Оставалось только именовать эти силы и построить на их именах ассоциативно-метафизический ряд умозаключений, являющих собой необыкновенную смесь фантазии и действительности.

Следует учесть, что в глазах первобытного человека сверхприродное пронизывало и поддерживало природное. Отсюда текучесть природы. Легенды не поясняют ее, они ее только отражают. Она, эта сверхприрода, и дает содержание легендам, настолько смущающим наш разумный ум.

Мысль в мифологическом сознании была объектом внутреннего восприятия, она не думалась, но обнаруживалась в собственной явленности, так сказать, виделась и слышалась. Идея была, по существу, откровением, не чем-то разыскиваемым, а навязанным, убедительным конкретно в собственной конкретной данности. Этот тип мифологического мышления Юнг назвал предсуществующим, не способным найти себя в качестве такого и защищенным от саморефлексии структурой господствующих в нем знаков.

Образность в мифе неотделима от идеи, так как она и представляет собой ту форму, в которой закономерно осознается воспоминание и, соответственно, событие. Миф становится способом мировоззрения в первобытной культуре, методом, которым она формирует свое осознание истинной сути бытия, т.е. миф выступает в роли своеобразной философии либо метафизики старого человека.