И тогда приходят мародеры, Г. В. Бакланов короткое содержание

какую главу?

   Ему было двадцать лет. И теснее вся война сзади. И вот в ушанке, на которой еще сохранился примятый след звездочки, в сапогах, в шинели, но теснее без погон приехал он в собственный город, где жили они с матерью, и отец временами сюда наезжал, а теперь только две их могилки на кладбище. 
    Город был очень разрушен, завален снегом непроходимо, но там, под снегом, как-то дышала жизнь, исходили, дымы в зимнее небо, а обитатели, больше схожие на беженцев, одетые бог знает во что, раскапывали что-то в развалинах, волокли на санках. Но сохранилась простота отношений. Друг!  сказал он шоферу, который, подняв капот полуторки, то дыханием грел руки, то опять головой лез в мотор, демонстрируя латаную пятую точку.  Подвезешь, а? Тот взглянул на него белоснежными от холода глазами, губы синие, дрожь бьет его, голос вопящий. Сдохла кобыла, не видишь? 
    Сунулись вместе в мотор, голова к голове. Сменяя друг друга, крутили заводную ручку, один в кабину лезет, другой рванет, рванет, аж шапка слетает в снег, разогрелись до пота, прежде чем мотор чихнул и зачихал, зачихал, все окружив сизым зловонным дымом. Поспешно захлопнули капот, сели жива! И под канонаду из выхлопной трубы тронулись. А ты сказал сдохла! 
    Из незапятанной благодарности шофер, может, и до кладбища довез бы его, но тут, на окраине, так снегом завалило, не езжено, не хожено, только к обмерзшим колонкам, куда пробирались за водой, протоптаны стежки кривые. 
    Ворота кладбища нараспашку. Незапятанной белизны снег, синие тени, мережка вороньих следов да темные, как громадные папахи, гнезда на голых деревьях в высоте. Тихо. Пусто. Ни души живой. 
    Могилу отца нашел сходу. Столбики кирпичные, когда-то обмазанные цементом, обрушены, прутки стальные, соединявшие их, перебиты пулями, как по мягенькому металлу, пули прошли. Могилу матери отыскивал долго. На том месте, где помнил он визуально должна она быть, снег ровненький. Рукавицами, позже нагими руками, перемазанными в машинном масле, разгребал он снег, начали, наконец, попадаться бетонные обломки: тут где-то поблизости лопнул снаряд. С 1-го из обломков, на котором белел мрамор, охотничьим ножиком, привезенным из Австрии (ручка козья нога с шерстью, с подкованным копытцем), обколол лед и прочитал половину отчества матери и дату смерти. А погибла она за семь дней до убийства Кирова. 
    И, стоя над белым простором, под карканье ворон в зимнем небе, он произнес папе и маме: 
     Я вернулся. 
    Он еще не ощущал так, как оно придет позже, что старшего его брата нет на свете. Он еще близко отошел от той черты, за которой столько осталось навечно. И не настало время размышлять, что же это происходило с людьми, что погнало германцев вести войну на этом кладбище, а он венское кладбище брал, там тоже бой шел. От всего пока что избавляло радостное сознание. И он произнес папе и маме, как словно они услышать могли: 
     Мы одолели.