О чём говорится в рассказе Чехова Добрый знакомый. Плиззз очень надо!

По зеркальному льду скользят мужские ботфорты и дамские башмаки с меховой опушкой. Скользящих ног так много, что, будь они в Китае, для их не хватило бы бамбуковых палок. Солнцу освещает необыкновенно ясно, воздух неподражаемо прозрачен, щечки пламенеют ярче обыкновенного, глазки обещают больше, чем следует... Живи и наслаждайся, человек, одним словом! Но...
"Дудки", - разговаривает судьба в личике моего... благого знакомого.
Я вдали от катка сижу на скамье под нагим деревом и беседую с "ней". Я готов ее скушать вкупе с ее шляпкой, шубкой и ножками, на которых блистают коньки - так превосходна! Страдаю и в то же время наслаждаюсь! О, любовь! Но... дудки...
Мимо нас проходит наш департаментский "отворяйло и запирайло", наш Аргус и Меркурий, пирожник и рассыльный, Спевсип Макаров. В руках его чьи-то калоши, мужские и дамские, обязано быть превосходительные. Спевсип делает мне под козырек и, глядя на меня с умилением и любовью, останавливается около самой скамьи.
- Холодно, ваше высокобл... бл... На чаишко бы! Хе-хе-с.
Я даю ему двугривенный. Эта любезность трогает его донельзя. Он усиленно мигает глазками, оглядывается и говорит шепотом:
- Оченно мне жалко вас, огорчительно, ваше благородие!.. Страсть как жалко! Точно вы мне сынок... Человек вы золотой! Душа! Доброта! Смиренник наш! Когда намедни он, превосходительство то есть, набросился на вас - тоска взяла! Ей-богу! Думаю, за что он его? Ты и лодырь, и молокосос, и тебя выгоню, то да се... За что? Когда вы вышли от него, так на вас личика не было. Ей-богу... А я гляжу, и мне жалко... Ох, у меня всегда душевность к бюрократам!
И, обратясь к моей соседке, Спевсип, добавляет:
- Уж больно они плохи у нас насчет бумаг-то. Не ихнее это дело в интеллектуальных бумагах... Шли бы по торговой части либо... по духовной... Ей-господу! Ни одна бумага у него толком не выходит... Все видя! Ну и достается на орешки... Сам заел его совершенно. Турнуть хочет... А мне ничтожно. Их благородие добросердечные...
Она смотрит мне в глаза с самым огорчительным сочувствием!
- Ступай! - разговариваю я Спевсипу задыхаясь.
Я чувствую, что у меня даже калоши побагровели. Осрамил, каналья! А в стороне, за нагими кустиками, сидит ее папенька, слушает и глядит на нас, чтобы я впредь до "титулярного" не смел и думать о... На другой стороне, за другими кустами, прогуливается ее маменька и следит за "ней". Я ощущаю эти четыре глаза... и готов подохнуть...