Помогите пожалуйста!, Доброта и безжалостность в повести М. В. Детство.

Более ясные впечатления каширской жизни описаны Горьковатым в его повести Детство . 
Но от юношества у писателя остались и ясные мемуары, и одно из самых ясных о бабушке Акулине Ивановне удивительно доброй и самоотверженной старухе , которую писатель всю жизнь вспоминал с ощущением любви и почтенья. Нелегкая жизнь, семейные заботы не озлобили и не ожесточили ее. Бабушка рассказывала внуку басни, учила обожать природу, вселяла в него веру в счастье, не давала алчному, алчному каширинскому миру овладевать душой мальчика. 
В автобиографической трилогии писатель с любовью воспоминает и иных добросердечных и хороших людей. 
Человека делает его противодействие окружающему миру , -писал Горьковатый спустя много лет. Это противодействие окружающему миру, нежелание жить так, как живут вокруг, рано обусловили нрав будущего писателя. 
Дед начал учить внука грамоте по Псалтырю и Часослову. Мама принуждает мальчугана учить наизусть стихи, но скоро у Алеши появилось непобедимое желание переиначить, исказить стихи, подобрать к ним другие слова. 
Это упрямое желание переработать стихи по - собственному злило Вандалу. Терпения для занятий с отпрыском ей не хватало, да и вообще внимания на Алешу она направляла мало, считая его предпосылкой погибели супруга. 
В семь лет Алеша пошел в школу, но проучился всего месяц: заболел оспой и чуток не погиб. 
В январе 1877 года его определили в Кунавинское изначальное училище школу для городской бедноты. 
Обучался Алеша хорошо, желая одновременно с учебой ему приходилось работать собирать кости и тряпки на продажу. По окончании второго класса мальчику дали Похвальный лист - за хорошие пред иными успехи в науках и благонравие - и одарили книжками (их пришлось подать бабушка лежала нездоровая, а в доме не было средств) . 
Дальше обучаться не пришлось. 5 августа 1879 года от скоротечной чахотки (туберкулеза легких) умерла мама, а через несколько дней дед произнес: - Ну, Лексей, ты не медаль, на шейке у меня не место для тебя, а иди-ка ты в люди