отзывы о рассказе бунина косцы

Писатель в эмиграции обращается к прошлому и делает его в преображенном виде. О том, как велика тяга писателя к соотечественникам, как глубока его любовь к Рф, свидетельствует его рассказ Косцы , где речь идет о рязанских крестьянах, их вдохновенном труде, берущем за душу пении во время сенокоса на орловской земле. В рассказе Косцы основная красота для него не только в крестьянах и их дивном пении: Красота была в том, что все мы были дети собственной отчизны и были все вместе и всем нам было хорошо, смирно и амурно без светлого осознания собственных эмоций, ибо их и не надо, не обязано понимать, когда они есть. И еще в том была (уже не сознаваемая нами тогда) красота, что эта отчизна, этот наш общий дом была Наша родина, и что только ее душа могла петь так, как напевали косцы в этом отзывающемся на каждый их вздох березовом лесу .
Нужно особо отметить, что все творения Бунина эмигрантского периода за очень редким исключением построены на русском материале. Писатель вспоминал на чужбине Отчизну, ее поля и деревни, фермеров и дворян, ее природу. Бунин великолепно знал русского мужчины и русского дворянина, у него был обеспеченный припас наблюдений и мемуаров о Рф. Он не мог писать о чуждом ему Западе и никогда не обрел второй родины во Франции. Бунин остается верен традиционным традициям российской литературы и продолжает их в собственном творчестве, пытаясь решить постоянные вопросы о смысле жизни, о любви, о будущем всего мира.
Как и до этого, он сдвигает жизнь и погибель, радость и кошмар надежду и отчаяние. Но никогда ранее не выступало с таковой обостренностью в его твореньях ощущение бренности и обречённости всего сущего красоты, счастья, славы, могущества. Рассматривая ток медли, гибель далёких цивилизаций, исчезновение царств (Город Короля Королей , 1924), Бунин будто испытывает болезненное успокоение, временное утоление своего пламенея. Но философские и исторические экскурсы и параллели не выручали. Бунин не мог бросить идей о Рф. В эмиграции не только не прервалась внутренняя связь Бунина с Россией, но и ещё более обострилась любовь к родной земле и ужасное чувство утраты дома. Наша родина навечно останется не только материалом , но и сердечком бунинского творчества. Только сейчас Наша родина полностью отойдёт в мир воспоминаний, будет воссоздаваться памятью.
Как бы далековато от неё он ни жил, Россия была неотторжима от него. Однако это была отодвинутая Наша родина, не та, что ранее начиналась за окном, выходящим в сад; она была и словно не была, всё в ней встало под вопрос и испытание. В ответ на боль и колебание в виде Рф стало светлее проступать то российское, что не могло пропасть и обязано было идти из прошедшего далее. Время от времени, под воздействием особо тяжёлого чувства разрыва с родиной, Бунин приходил к настоящему сгущению медли, которое обращалось в тучу, откуда шли осеняющие идеи, хотя горизонт оставался беспросветен. Но сгущение медли далеко не всегда приводило во сумрак. Напротив, Бунин стал созидать, ища надежды и опоры в отодвинутой им Рф, больше непрерывного и возрастающего, чем, может быть, ранее, когда оно казалось ему само собой разумеющимся и не нуждалось в утверждении. Сейчас, как бы освобождённые разлукой от робости, у него вырвались слова, которых он раньше не произносил, держал про себя, и вылились они ровно, свободно и прозрачно. Тяжело представить для себя, к примеру, что-нибудь более просветлённое, чем его Косцы (1921 г.) . Это рассказ тоже с взглядом издалека и на что-то само по для себя словно незначительное: идут в берёзовом лесу пришлые на Орловщину рязанские косцы, косят и поют. Но вновь-таки Бунину удалось рассмотреть в одном моменте безграничное и далёкое, со всей Россией связанное; маленькое место заполнилось, и вышел не рассказ, а ясное озеро, в котором отражается великий град.
Идеею о трагической доле Рф подсвечено с большей либо наименьшей силой все бунинское творчество эмигрантской поры.