СЖАТОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ, ДАЮ 30 БАЛЛОВ! ДО 100-150 СЛОВ.Я как сумасшедший выскочил

СЖАТОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ, ДАЮ 30 БАЛЛОВ! ДО 100-150 СЛОВ.
Я как сумасшедший выскочил на крыльцо, прыгнул на собственного Черкеса, которого водили по двору, и пустился во весь дух по дороге в Пятигорск. Я бесчеловечно погонял измученного жеребца, который, храпя и весь в пене, гнал меня по каменистой дороге.
Солнце уже спряталось в темной туче, почивавшей на гребне западных гор; в ущелье стало мрачно и сыровато. Подкумок, пробираясь по камням, ревел глухо и монотонно. Я скакал, задыхаясь от нетерпенья. Идея не застать уже ее в Пятигорске молотком ударяла мне в сердце! одну минутку, еще одну минутку созидать ее, попрощаться, пожать ее руку... Я молился, клял, вопил, смеялся... нет, ничто не выразит моего беспокойства, унынья!.. При способности утратить ее навеки Вера стала для меня дороже всего на свете, дороже жизни, чести, счастья! Бог знает, какие странные, какие яростные планы роились в голове моей... И меж тем я все прыгал, погоняя бесчеловечно. И вот я стал примечать, что конь мой тяжелее дышит; он раза два уж споткнулся на ровненьком месте... Оставалось 5 верст до Ессентуков, казачьей станицы, где я мог пересесть на иную лошадка.
Все было бы спасено, если б у моего жеребца достало сил еще на 10 минут! Но вдруг, поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор, на крутом повороте, он грянулся о землю. Я ловко соскочил, хочу поднять его, дергаю за повод напрасно; чуть слышный стон вырвался через стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, утратив заключительную надежду. Пробовал идти пешком ноги мои подкосились; изнуренный тревогами денька и бессонницей, я свалился на мокрую травку и, как ребенок, зарыдал.
И долго я лежал бездвижно, и вопил, горько, не стараясь задерживать слез и рыданий; я размышлял, грудь моя разорвется; вся моя твердость, все мое равнодушие пропали, как дым. Душа ослабевала, рассудок замолк, и если б в эту минутку кто-нибудь меня увидел, он бы с презрением отвернулся.
Когда ночная роса и горный ветер освежили мою горящую голову и идеи пришли в обычный порядок, то я сообразил, что гнаться за погибшим счастием бесполезно и легкомысленно. Чего мне еще необходимо? ее созидать? зачем? не все ли кончено между нами? Один горький прощальный поцелуй не обогатит моих мемуаров, а после него нам только сложнее будет расставаться.
Мне, но, приятно, что я могу вопить! Вобщем, может быть, этому предпосылкой расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустопорожней желудок.
Все к превосходнейшему! это новое мучение, разговаривая военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и позже, возможно, если б я не проехался верхом и не был принужден на оборотном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не замкнул бы глаз моих.