Приведите образцы из художественной литературы (с выписками из текстов) показывающие что

Российские УЧИТЕЛЯ, ВОСПИТАТЕЛИ:

1. Савельич, дядька Петра Гринева из повести Пушкина "Капитанская дочка"

"С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году научился я российской грамоте и мог очень здорово судить о свойствах борзого кобеля"

2. Цыфиркин - учитель по арифметике лодыря Митрофанушки, отставной сержант (комедия Фонвизина "Недоросль")

"Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так насыщаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. ...На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем 3-ий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда, человек на человека не приходит."

"Цыфиркин. За неволю призадумаешься... Отдал мне бог ученичка, боярского сынка. Бьюсь с ним 3-ий год: трех пересчитать не умеет."

3. Там же - Кутейкин - учитель по грамматике лодыря Митрофанушки

"Г-жа Простакова. А! Это, батюшка, Митрофанушкины учители, Сидорыч Кутейкин...

Еремеевна. И Пафнутьич Цыфиркин."

"Кутейкин (открывает часослов, Митрофан берет указку). Начнем благословясь. За мною, со вниманием. Аз же есмь червяк...

Митрофан. Аз же есмь червяк...

Кутейкин. Червяк, сиречь животина, скот. Си-речь: аз есмь скот.

Зарубежные УЧИТЕЛЯ И ГУВЕРНЕРЫ;

1. Мосье Бопре, учитель Петра Гринева из повести Пушкина "Капитанская дочка"

В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы совместно с годовым припасом вина и прованского масла....Бопре в отечестве своем был парикмахером, позже в Пруссии бойцом, потом приехал в Россию pour tre outchitel1), не очень разумея значение этого слова. Он был благой малый, но ветрен и беспутен до крайности. Основною его слабостию была страсть к великолепному полу; часто за свои нежности получал он толчки, от которых вздыхал по целым суткам. К тому же не был он (по его выражению) и врагом бутылки, т. е. (разговаривая по-русски) любил хлебнуть излишнее. Но как вино подавалось у нас только за обедом, и то по рюмочке, причем учителя обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень быстро привык к российской настойке и даже стал предпочитать ее винам собственного отечества, как не в пример более полезную для желудка. Мы тотчас поладили, и желая по договору должен он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наспех выучиться от меня кое-как болтать по-русски, и потом каждый из нас занимался теснее своим делом. Мы жили душа в душу. Иного ментора я и не вожделел."

2. Вральман - учитель германского языка лентяя Митрофанушки, былой кучер (комедия Фонвизина "Недоросль")

"Вральман. То ли пы тело, капы не самарили ефо на ушенье! Россиска крамат! Арихметика! Ах, хоспоти поже мой, как туша ф теле остаёса! Как путто пы россиски тфорянин уш и не мог ф сфете аванзировать пез россиской крамат! Ему потрепно спать, как шить ф сфете. Я снаю сфет наизусть. Я сам терта калашь."

3. Мадам без имени и мосье Лябе - гувернёр Евгения Онегина (роман Пушкина)

Судьба Евгения берегла:

Сначала Madame за ним прогуливалась,

Позже Monsieur ее сменил.

Ребенок был резов, но мил.

Monsieur l'Abb, француз убогой,

Чтоб не исстрадалось дитя,

Учил его всему шутя,

Не надоедал моралью строгой,

Слегка за шалости ругал

И в Летний сад гулять водил.

4. Мадам Розье - воспитательница Софьи Фамусовой из комедии Грибоедва "Горе от разума"

Уж об твоем ли не радели

Об воспитаньи! с колыбели!

Мать погибла: умел я принанять

В мадам Розье вторую мать.

Старушку-золото в надзор к тебе приставил:

Разумна была, норов тихий, редчайших правил.

Одно не к чести служит ей:

За лишних в год 500 рублей

Сманить себя другими допустила.

5. Карл Иванович - учитель германского языка Николеньки Иртеньева и его старшего брата Володи из повести Толстого "Детство"

Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и хохот; так сделается обидно, что нельзя там быть, и думаешь: Когда же я буду большой, перестану обучаться и всегда буду сидеть не за разговорами, а с теми, кого я люблю? Досада перейдет в грусть, и, Бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за оплошности.