краткое содержание рассказа Джека Лондона "прямой рейс"

Сан Франциско Япония прямой рейс южное плавание тропики. Какое достояние содержания в этих словах! Какие дивные мемуары пробуждают они! Какую дружбу приводят на память! Какие счастливые часы были прожиты!

Уже одно воспоминание о чудесах такого путешествия одурманивает. В сознании появляются длинные тропические деньки, когда северо восточный пассат натянет все паруса и замрет за кормой, а часы проносятся за часами и деньки за днями, о, очень быстро! Деньки, спящие, зачарованные в собственной волшебной красе; деньки, когда заря занимается во всем собственном бесподобном южном великолепии, а вечерние сумерки неуловимо заменяются ночной тьмой; деньки, каждый из которых, как капля воды, подсказывает предшествующий и, однако, отличается чем то своим быть может, более величественным восходом либо более ясными красками заката, необыкновенной забавой света и тени в танцующем океане, либо небесами, усыпанными бисером лохматых облачков, золотистых, румяных, пурпурных орнаментов, более великолепных, чем до этого.

Время летит на крыльях. Что там вахта, штурвал! С этим верным ветром за кормой, поглощенный созерцанием, совершенно забываешь о штурвале. Каждое мгновение рождает новые чуда, диковинные красы; они поражают и увлекают. Мечтательным взором следишь ты за громадными чайками, за тем, как торжественно и изящно проплывают они над океанской пучиной. Величаво совершая круг за кругом, они постоянно одаряют летящий по волнам корабль своими спиральными виражами. Вот твой взгляд отвлечен стаей дельфинов либо привлечен серебристым полетом летучей рыбы, скользящей по ветру с волны на волну в сиянии солнечных лучей. Плавник акулы людоеда за кормой, фонтан кита с подветренной стороны; какой то парус разрезал горизонт; ветер крепчает и океан усмехается веселей; ветер спадает и океан затихает, погружается в сон; а вот пробитый с утлегаря гарпуном дельфин являет разноцветную, неуловимо непостоянную гамму красок, пока заключительные искры жизни угасают в его робком, брошенном на раскаленной палубе теле, вот эти и тыщи подобных событий привлекают внимание, занимают разум и невольно наполняют грудь тихим, упоительным, всецело захватывающим тебя счастьем.

Карты лежат нетасованными, книги отложены в сторону, позабыты матросские мешочки для нитей и иголок, позабыты и маленькие дела; умиротворенные, расслабленные чудесами природы, мореплаватели бродят по палубе, лениво сидят кучками или, растянувшись во весь рост, вдумчиво лежат на баке. Умолкли блюстители судовых законов: их ежедневное ремесло стало негодным. Нет гулких ссор, не слышно лживых историй и стычек из за них. Все это приберегается для бурной погоды.

А ночи! Целая наука о свете и тени! Неясные очертания рулевого; яркий свет от судового компаса; паруса, теряющиеся из виду в темной пучине над головой; нос корабля пропадает в ночи; с трудом, практически интуитивно разгадываешь снасть, блок, утлегарь, тали; темные фигуры то растворяются во сумраке, то вновь возникают, занимая свои обычные места; огоньки трубок и мгновенная вспышка спички; звезды, будто драгоценные камешки, усыпавшие небосклон; море, каждая волна увенчана переливающейся огненной диадемой, все это доставляет удовольствие утомленной душе, играя на ее артистичных струнах, неуловимо, но тем не менее непреклонно наполняя ее невыразимой, тихой радостью.

И так же великолепны все звуки. Нет ничего резкого, диссонирующего, все

в гармонии. Скрип блока звучит, как музыка. Томные вздохи поднимающейся парусины, всплески танцующей под форштевнем воды, трепет не в меру неустрашимой, нечаянно наткнувшейся на парус летучей рыбы, неясные, чуть доносящиеся клочки разговора и необыкновенное, почти неразличимое пение каждого натянутого троса, штанга, болты блока создают умиротворяющую симфонию, которая баюкает, и успокаивает, и навевает мечту, погружает тебя в дрему.

Когда же небо затягивают темные, грозовые тучи (великолепный фон для змеящихся молний) и океан одевается пеной, а воздух становится забывающим бесом, тогда душа испытывает удовольствие. Забыта дремотная истома, исступленная удовлетворенность врубается в битву стихий. Чем строже ревет ветер, грохочет гром и поднимаются волны, а с ними и дерущийся с коричневей корабль, тем пламеннее охвативший тебя экстаз. Бешеный разгул природы будит бешеные чувства в груди. Ветер встает, как стенка; мелкие брызги и дождик секут личико и руки, как ножики; палуба перевоплотился в поток вспенившейся воды, но непередаваемый восторг обхватывает всех и вся. Сердечко сочувственно загорается всякий раз, когда корабль взбирается по крутым отрогам океанских гор, взволнованно трепещет в прекрасном предчувствии, когда он, вздев наверх нос, замирает на головокружительной верхушке, а позже с силой низвергается в пучину крутящейся пены. Надсадные команды шкипера принимаются с лихорадочным нетерпением, радость битвы стремительней гонит кровь. И вот когда гибкий парус побежден, а своенравный трос уложен, ты, заслышав напев возлюбленной матросской песни, просыпаешься от грез и, освеженный, ободренный, возвращаешься к ежедневным, обыденным заботам собственной однообразной жизни.