Образ "На Войне так на Войне"

Конкретнее можно?

Русский писатель Константин Михайлович Симонов всегда был верен одной, основной теме собственного творчества. Тема эта мужество и смелое служение Отчизне. Образ войны непрерывно находится в творениях писателя как нечто реальное, чудовищное, что необходимо учить, с чем необходимо бороться, чтоб одолеть. 
    Понятие войны в форме метафоры встречается у Симонова, но не очень нередко. Это посещает, когда нужно сказать о неизбежной неизбежности войны, когда она еще не наступила. Об этом размышляет в романе "Товарищи по оружию" Климович: "Для него, военного человека, война была экзаменом, который безызвестно когда состоится, но к которому надобно приготовляться всю жизнь". Или когда автору нужно дать собирательный образ войны: 'Война не новгородское вече"; или: "Война все одинаково никогда не сахар, особенно если не издавать из памяти, что люди помирают каждый день и час". Все свое внимание Симонов концентрирует на тяготах войны: "Выходит, так на так, везде война людей по хребту бьет", пишет он в романе "Бойцами не рождаются". 
    Перу писателя принадлежит известный роман-эпопея "Живы и мертвые". В нем все время чувствуется противостояние 2-ух сил: "Война вообщем палка о 2-ух концах и ты за нее схватился, и соперник из рук не издаёт". Это противостояние подчеркивается удачной метафорой: "Все висело на волоске и у нас, и у германцев. Но наш волосок оказался сильнее. Немцы соперник таковой, его и при заключительном издыхании шапками не закидаешь". 
    Константин Симонов представляет войну в виде механизма, бездушного, перемалывающего все живое. Так, в романе "Последнее лето", посвященном 1944 году, нередко употребляются метафоры "машина войны", "машина наступления". Война идет теснее давно, и в ней что-то автоматизировалось. Искусство ведения войны заключалось в овладении этой "машиной войны". Серпилин постоянно размышляет, что необходимо "раскручивать машину пришествия". У него появляется чувство, что "машина войны" на участке его армии "отлажена, заправлена, смазана, сейчас остается пустить ее в ход". 
    Движение войны выражается в виде длительного деянья какого-то существа, с которым нужно драться, что и делали наши бойцы, такие, как Синцов, Артемьев и иные. Они "поначалу, как могли, останавливали войну, когда она катилась и желала перекатиться через них и через миллионы иных людей. А сейчас, остановив, катили ее назад, туда, откуда она началась" ("Последнее лето"). Война тут олицетворяется при помощи развернутой и циклической метафоры "война катилась", "ее катили", и это одушевление не нечаянно у Симонова. 
    В образной форме показано, что Синцов и Артемьев не просто соучастники войны. Они водят борьбу против нее самой, и в этом содержится глубочайший смысл, так как, еще продолжая вести войну, наша страна, истребляя фашизм, вела борьбу за мир. 
    Писатель рисует обобщенный образ войны, ее обыденное, характерное состояние. "Там война благоухала бензином и копотью, подгоревшим железом и порохом, она скрежетала гусеницами, строчила из пулемётов и падала в снег, и опять подымалась под огнем на локтях и коленях, и с хриплым ура , с матерщиной, с шепотом "мать", проваливаясь в снегу, шла и бежала вперед, оставляя после себя пятнышка полушубков и шинелей на дымном растоптанном снегу" ("Бойцами не появляются"). 
    Олицетворение войны дает образ чудовища, хищника. "Конечно, война великая, это правильно, и жрет людей много, ныне туг, завтра там...", думает Серпилин. В романе "Заключительнее лето" образ чудовища относится и к германской армии: с надрубленными клещами, с перерезанными венами стальными дорогами. 
    Противостоящей силой чудовищу войны в романе является собирательный образ великана, русского богатыря, олицетворяющего люд. В частности, возникает образ великой людской руки. "Вчера все глубже загребали правой рукой", размышляет Серпилин о правом фланге собственной дивизии. "И два соседних фронта... сейчас к утру замкнули руки сзади оставшихся в мешке германских армий"