Анализ война и мир эпилог 1 часть глава 13-14

Когда Пьер с женою пришли в гостиную, графиня находилась в обыкновенном состоянии потребности занять себя умственною работой гран-пасьянса и поэтому, невзирая на то, что она по привычке произнесла слова, всегда говоримые ею по возвращении Пьера либо отпрыска: пора, пора, мой милый; заждались. Ну, слава Господу. И при передаче ей даров сказала иные обыкновенные слова: Не дорог подарок, дружок, спасибо, что меня старуху даришь... видимо было, что приход Пьера был ей досаден в эту минутку поэтому, что отвлекал ее от недоложенного гран-пасьянса. Она закончила пасьянс и тогда только принялась за подарки. Подарки состояли из великолепной работы футляра для карт, севрской ярко-голубой чашечки с крышкой и с изображениями пастушек, и из золотой табакерки с портретом графа, который Пьер заказывал в Петербурге миниатюристу. (Графиня издавна вожделела этого.) Ей не хотелось сейчас плакать, и поэтому она хладнокровно поглядела на портрет и занялась больше футляром.

Благодарствуй, мой друг, ты утешил меня, произнесла она, как всегда разговаривала. Но превосходнее всего, что сам себя привез. А то это ни на чт не похоже; хоть бы ты побранил свою супругу. Чт это? Как сумашедшая без тебя. Ничего не лицезреет, не помнит, сказала она обыкновенные слова. Взгляни, Анна Тимофеевна, прибавила она, какой сынок футляр нам привез.

Белова хвалила подарки и восторгалась своею материей.

Хотя Пьеру, Наташе, Николаю, графине Марье и Денисову почти все необходимо было переговорить такового, чт не говорилось при графине, не поэтому, чтоб что-нибудь пряталось от нее, но поэтому, что она так отстала от многого, что, начав сказать про что-нибудь при ней, надобно бы было отвечать на ее вопросы, некстати вставляемые, и повторять опять теснее несколько раз повторенное ей: говорить, что тот погиб, тот женился, чего она не могла опять уяснить; но они по обычаю посиживали за чаем в гостиной у самовара и Пьер отвечал на вопросы графини, ей самой негодные и никого не интересующие, о том, что князь Василий устарел и что графиня Марья Алексеевна приказывала кланяться и держать в голове и т. д...

Такой разговор, никому неинтересный, но нужный, велся во всё время чая. За чай вокруг круглого стола у самовара, у которого посиживала Соня, собирались все взрослые члены семейства. Детки, гувернеры и гувернантки теснее отпили чай и голоса их слышались в соседней диванной. За чаем все посиживали на обыденных местах; Николай садился у печки за махоньким столиком, к которому ему подавали чай. Ветхая с абсолютно седоватым лицом, из которого еще резче выкатывались большие, черные глаза, борзая Милка, дочь первой Милки, лежала на кресле около него. Денисов с поседевшими наполовину курчавыми волосами, усами и бакенбардами, в расспахнутом генеральском сюртуке сидел подле графини Марьи. Пьер посиживал меж женою и старою графиней. Он говорил то, чт он знал, могло интересовать старушку и быть понятным ей. Он говорил о наружных, публичных событиях и о тех людях, которые когда-то сочиняли кружок ровесников старой графини, которые когда-то были действительным, живым отдельным кружком, но которые сейчас, бльшею долею разбросанные по миру, так же как она, доживали свой век, собирая другие колосья того, чт они посеяли в жизни. Но они-то, эти сверстники, казались ветхой графине необыкновенно серьезным и настоящим миром. По оживлению Пьера Наташа лицезрела, что поездка его была занимательна, что ему многое хотелось поведать, но он не смел разговаривать при графине. Денисов, не будучи членом семьи, потому не разумея осторожности Пьера, не считая того, как сердитый, весьма увлекался тем, чт делалось в Петербурге, и постоянно вызывал Пьера на рассказы то о только что случившейся истории в Семеновском полку, то об Аракчееве, то о Библейском сообществе. Пьер иногда увлекался и начинал рассказывать, но Николай и Наташа всякий раз отдавали его к здоровью князя Ивана и графини Марьи Антоновны.