Помогите пожалуйста написать юмористический рассказ как толстый и узкий

Толстый и узкий[1]

На вокзале Николаевской железной дороги повстречались два компаньона: один толстый, иной узкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губки его, подернутые маслом, лоснились, как зрелые вишни. Пахло от него хересом и флер-д'оранжем[2]. Узкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками[3]. Благоухало от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худая дама с длинноватым подбородком его супруга, и высокий гимназист с прищуренным глазом его сын.

Порфирий! воскрикнул толстый, лицезрев тонкого. Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!

Священники! изумился тонкий. Миша! Друг юношества! Откуда ты взялся?

Товарищи троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно изумлены.

Милый мой! начал узкий после лобызания. Вот не ждал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошо! Таковой же красавчик, как и был! Таковой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я теснее женат, как видишь... Это вот моя супруга, Луиза, урожденная Ванценбах... лютеранка... А это сын мой, Нафанаил, ученик 3 класса. Это, Нафаня, друг моего юношества! В гимназии совместно обучались!

Нафанаил немного подумал и снял шапку.

В гимназии вместе обучались! продолжал узкий. Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом[4] за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом[5] за то, что я жаловаться обожал. Хо-хо... Детьми были! Не опасайся, Нафаня! Подойди к нему ближе... А это моя супруга, урожденная Ванценбах... лютеранка.

Нафанаил немножко поразмыслил и спрятался за спину отца.

Ну, как живешь, друг? спросил толстый, экзальтированно глядя на друга. Служишь где? Дослужился?

Служу, милый мой! Коллежским асессором[6] теснее 2-ой год и Станислава[7] имею. Жалованье нехорошее... ну, да бог с ним! Супруга уроки музыки дает, я портсигары приватно[8] из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет 10 штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству... Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось, теснее статский? А?

Нет, милый мой, подымай повыше, сказал толстый. Я уже до сокровенного[9] дослужился... Две звезды имею.


Узкий вдруг побледнел, окаменел, но быстро личико его скривилось во все стороны широчайшей усмешкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились... Длиннющий подбородок супруги стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки собственного мундира...

Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с![10] Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.

Ну, много! поморщился толстый. Для чего этот тон? Мы с тобой друзья юношества и к чему здесь это чинопочитание!

Помилуйте... Что вы-с... захихикал тонкий, еще более съеживаясь. Милосердое внимание вашего превосходительства... вроде как бы лечебной воды... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, неким образом...

Толстый хотел было сделать возражение что-то, но на личике у тонкого было написано столько благоговения, сладости и уважительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.

Узкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: хи-хи-хи. Супруга улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно изумлены.