пересказ 100- 120 слов ночь перед рожде. Помогите пожалуста теснее завтра

Заключительный день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила. Взглянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить благим людям и всему миру, чтоб всем было забавно колядовать и восхвалять Христа. Холодило посильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып холода под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в их украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся женщин выбежать быстрее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вкупе с дымом поднялась колдунья верхом на метле. Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке филистерских лошадей, в шапке с барашковым околышком, изготовленной по манеру уланскому, в голубом тулупе, подбитом темными смушками, с дьявольски сплетенною нагайкою, которою имеет он обыкновение подгонять собственного ямщика, то он бы, правильно, приметил ее, поэтому что от сорочинского заседателя ни одна колдунья на свете не улизнет. Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья мечет поросенков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из собственного платьица и хозяйства заложит добрый человек в воскресный денек в шинке. Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость. А ведьма меж тем поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мерцала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, исчезали на небе. Быстро колдунья набрала их полный рукав. Три либо четыре еще блистали. Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, возросло, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, желая бы надел на нос заместо очков колеса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Впереди абсолютно германец[2]: узкая, постоянно вращавшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордашка заканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был истинный губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, таковой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под рожой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было додуматься, что он не германец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому заключительная ночь осталась шататься по белоснежному свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.