ПОМОГИТЕ! 50 БАЛЛОВ! ПЕРЕСКАЗ ОТРЫВКАПриехав в город, Андрей

ПОМОГИТЕ! 50 БАЛЛОВ! ПЕРЕСКАЗ ОТРЫВКА

Приехав в город, Андрей Гаврилович тормознул у знакомого купца, ночевал у него и на другой день днем явился в присутствие1 уездного суда. Никто не обратил на него внимания. Вслед за ним приехал и Кирила Петрович. Писаря встали и заложили перья за ухо. Члены повстречали его с изъявлениями глубочайшего подобострастия, придвинули ему кресло из почтения к его чину, летам и дородности; он сел при открытых дверях. Андрей Гаврилович стоя прислонился к стенке. Настала глубокая тишь, и секретарь гулким гласом стал читать определение суда...

...Трибунал и полагает: означенное имение (** душ), с землёю и угодьями, утвердить по представленной на оное купчей за генерал-аншефа Троекурова... Каковое решение подписали все присутствующие того суда.

Секретарь умолкнул, заседатель встал и с низким поклоном обратился к Троекурову, приглашая его подписать предлагаемую бумагу, и празднующий Троекуров, взяв от него перо, подписал под решением суда абсолютное своё удовольствие.

Очередь была за Дубровским. Секретарь поднёс ему бумагу. Но Дубровский стал неподвижен, потупя голову.

Секретарь повторил ему своё приглашение подписать своё полное и абсолютное наслаждение либо явное неудовольствие, если паче чаяния2 ощущает по совести, что дело его есть правое, и намерен в положенное законами время просить по апелляции3 куда следует. Дубровский безмолвствовал... Вдруг он поднял голову, глаза его засверкали, он топнул ногою, оттолкнул секретаря с такою силою, что тот свалился, и, схватив чернильницу, пустил ею в заседателя. Все пришли в кошмар. Как! не почитать церковь Божию! прочь, хамово племя! Позже, обратясь к Кириле Петровичу: Слыхано дело, ваше превосходительство, продолжал он, псари вводят собак в Божию церковь! Собаки бегут по церкви. Я вас ужо проучу... Охранника сбежались на шум и насилу им овладели. Его вывели и усадили в сани. Троекуров вышел вослед за ним, сопровождаемый всем судом. Неожиданное безумье Дубровского очень подействовало на его воображение и отравило его пиршество.
Судьи, полагавшиеся на его благодарность, не удостоились получить от него ни единичного приветливого слова. Он в тот же денек отправился в Покровское. Дубровский меж тем лежал в кровати; уездный лекарь, по счастию не совершенный невежда, успел пустить ему кровь, приставить пиявки и шпанские мухи4. К вечеру ему стало легче, больной пришёл в память. На иной день повезли его в Кистенёвку, практически теснее ему не принадлежащую.